Избранные произведения о войне

Можно было встретить Мужика Дерьмо, прогуливавшегося с полным, одышливым лейтенантом интендантской службы вдоль каменной стены склада. Офицер энергично жестикулировал — то стучал себя кулаком в обтянутую кителем грудь, то указывал всей пятерней на стену, то кривил рот, передразнивая чью-то манеру разговаривать. Мужик Дерьмо кивал с непроницаемым видом…

Или Иону, который обстоятельно осматривал подворотню, где Чекан избивал Лепу. Сам Лепа, для большего правдоподобия жалостливо шмыгая носом, показывал Ионе на сберкассу напротив и демонстрировал, как именно ему заломали руку за спину…

После погребальной конторы Гоцман поехал на Привоз. Как ни странно, курага в пустоватом Фруктовом пассаже нашлась, и даже не особенно дорого — немолодая усатая гречанка уступила уважаемому Давиду Марковичу полкило за червонец, поскольку здоровье Давида Марковича чрезвычайно интересно по всей Одессе. Изюм Давид решил не покупать. Постоял перед торговкой, продававшей свежее молоко, но преодолеть своей давней нелюбви к этому напитку не смог. Вставали в памяти желтая пенка, налипшая на поверхности большой кружки, и мамины худые усталые руки: «Пей, Додечка, полезно, сынок, у тебя же слабое здоровье…». Полезно, может, и полезно, мама, но вот не научился ваш сын до сих пор молоко пить, и все тут. Когда я в последний раз был на могиле?.. Теперь в моей странной жизни появился еще один повод бывать на кладбище, думал Гоцман, лавируя между покупательницами бычков. Вот так живешь, живешь, и все меньше становится людей в твоем городе, и все больше — на кладбище. Ну что же, это справедливо, с годами смерть начинает преобладать над жизнью, пока не заполнит все вокруг. И это означает, что умер уже ты сам. И тогда начинается что-то другое, может, не менее грандиозное, чем жизнь…

Он обернулся, ища взглядом в толпе Ваську Соболя. Тот замешкался перед большой, разрубленной на куски камбалой и вежливо общался с ее продавщицей.

— Молодой человек, пострадавший на фронте за наше счастье! Такому герою, как вы, рыбка будет только в пользу…

— Мадам, этот кецык уже имеет запах, — галантно отвечал Васька, тыча ногтем в камбалу.

— То не запах, то аромат. А запах будете иметь вы, когда закончится ваша жизнь, сильно укороченная тем, шо вы не покушали сегодня этой камбалы…

— Васька!.. — окликнул водителя Гоцман. — Ша за болтовню. Иди заводи. Я пока выберу венок…

— Не, Давид Маркович, — решительно помотал головой Соболь, нагоняя шефа, — я тоже хочу. Я к Фиме со всей душой… Мы ж через него себе «Адмирала» достали.

— Да? — удивился Гоцман. Странно, он напрочь забыл об этом эпизоде Фиминой биографии.

— Ага, — печально вздохнул Васька. — Его же немцы на углу Перекопской Победы бросили, когда отступали… Так Фима договорился с одним знакомым, шоб у него в курятнике постоял. А потом оформили на наше управление… А так — тю-тю, уплыла бы в обком или еще кудой. И потом — где брать запчасти?.. Так он мне посоветовал одного инженер-майора, его часть сейчас в Яссах стоит… Кстати, Давид Маркович, надо бы карбюратор менять, вы б замолвили где словечко…

— Ладно, хватит уже твоих баек, — оборвал Давид ссохшимся от напряжения голосом. Лицо убитого друга снова встало перед ним, и он с трудом сдерживал себя.

Венок купили большой, хороший. Ими торговал остроносенький седой дед в пиджачке, на лацкане которого болтался серебряный Георгиевский крест на замусоленной ленточке.