Избранные произведения о войне

— Мы то ще можем, а у большости других уже все терпение кончилось. Они даже предлагали до Салтана сходить, впасть йому в ноги. Може, смилуется, выдиле нам один пароход. Нам бы токо через Черное море.

— Не надо к Султану, я только вчера встречался с ним. Он связан какими-то обязательствами с французами, а какими-то — с Врангелем. Вряд ли он пойдет вам навстречу, это будет означать, что он нарушил нейтралитет. А он поклялся его не нарушать. Так-то! — строго сказал Нансен. — И вообще, не суетитесь. Можете все мои планы и договоренности разрушить, а сами вы, поверьте, ничего не добьетесь. И что тогда?

— Тогда?.. — не сразу ответил Дзюндзя. — Тогда, пеши. Через Болгарию, Польшу. Мы и энто прикинули. Токо уже ни посеять, ни собрать врожай не сумеем. Голод будет.

— Голод хоть так, хоть иначе все равно будет, — сказал Нансен. — Ни двадцать, ни сто тысяч возвращенцев страну уже не спасут. Нужно в корне перестраивать всю ветхую, заскорузлую экономику вашей страны. Иначе, действительно, пропадете. От голода, или конкурирующие страны задавят.

— За год-два экономику не перестроишь, — возразил Нансену бородатый шахтер. — Но помереть с голода за два года можно.

— Тут вы правы. Для этого, в частности, и создана Лига Наций. Будем по возможности помогать голодающим странам.

— И России? — спросил бородач.

— Безусловно. И России.

— Ваши бы слова до Бога дошли, — вздохнул шахтер.

— У нас с вами один Бог. Православный. Авось услышит? — сказал Нансен и, резко обернувшись, торопливо побежал по лестнице к себе на второй этаж.

Затем к делегатам обратился Колен:

— Давайте закончить наш разговор. У господина Нансена еще много дел. А до поезда совсем мало времени, — сказал он. — Встретимся через три дня, в это же время. Надеюсь, господин Нансен обрадует вас хорошими вестями.

Они вышли на улицу. Остановились возле вывески у забора. Постояли, помолчали.

— И куда теперь? — спросил шахтер.

— Куда, куда! До наших, — сердито ответил Дзюндзя. — Оны ж там нас ждуть.

Они ждали.

— Ну, шо? — спросили из толпы.

— Пообещали. Через три дня усе до подробностев скажуть.

— Ну, а если Врангель не согласится? Чи французы? — выкрикнули из толпы давно наболевшее, которое уже обсуждали делегаты с Нансеном.

Встав на какой-то камень, над толпой поднялся Дзюндзя:

— Мы с имы и энто обсуждали. Сказалы, шо договорятся, — и, подумав немного, он по-мужицки убедительно добавил: — Оны там усе из одного гнезда: как-то уладять. Ворон ворону глаз не выклюнет.

Это несколько успокоило толпу.

Расходились с надеждой. Договорились через три дня всем вместе собраться возле «Комиссии по репатриации «Помощь Нансена».

Глава 15

Слух о том, что всем русским, пожелавшим вернуться в Россию, окажет содействие Комиссия Лиги Наций по репатриации «Помощь Нансена», разнесся не только по Константинополю. За три дня он докатился до Галлиполи, Чаталджи и даже до дальнего острова Лемнос — до всех тех мест, где были размещены эвакуированные из Крыма солдаты и офицеры Русской армии.

Уже к полудню назначенного дня возле особняка, где размещалась Комиссия по репатриации, собралось человек триста бывших военных, среди них были и беженки-женщины, некоторые с детьми. По одежде и по слегка надменному выражению их лиц можно было понять, что еще совсем недавно они занимали довольно высокую ступень в обществе. Спасаясь от большевиков, присоединились к отступающей армии Врангеля. Но здесь, в Турции, Врангелю было не до них. Проев последние увезенные с Родины ценности, обносившись и наголодавшись, они поняли, что или, никому не нужные, они закончат свое земное существование в какой-то грязной константинопольской подворотне, или вернутся к себе домой, в Россию. Авось большевики окажутся совсем не такими кровожадными, как о них повсюду говорили и писали, и в России у них еще будут счастливые дни.

Постепенно народу возле здания комиссии становилось все больше. Приходили поодиночке и группами и тут же смешивались с основной толпой. Просто ждать неизвестно каких новостей было скучно. Солдаты и цивильные стали толкаться в многолюдье, разыскивая знакомых или земляков. Иногда находили. Счастливцев тесно обступали, слушали их сбивчивый разговор:

— Здорово, земеля. И ты до дому?

— А то куда ж еще?

— С Врангелем. Говорят, с лета собирается выступить на Советы.

— Обещал с весны.

— Что-то не заладилось. Перенес на лето.

— Пускай выступает. Только без меня.

В другом месте иной разговор:

— Лешка? Фоминых? Ты как здесь?

— Как все.

— Ты ж вроде в Галлиполи был? У Кутепова?

— Был. Насилу утек. Спасибо, наши морячки с «Херсона» подвезли.

— Что? Так просто?

— Не просто, конечно. В трюме спрятали. А другие пеши пошли. Кутепов не сразу усек, а как узнал — караулы понаставил. Сашку-артиллериста помнишь?

— Пронина?

— Ну! Тоже до дому рвался. Пеши отправился. На перешейке схватили. Теперь на «губе» сидит.

— Не повезло.

Когда солнце стало клониться к закату, Дзюндзю отправили в особняк комиссии, чтобы он выяснил, что и как. Стоит ли ждать? Можно ли надеяться?