На протяжении всего этого разговора Уваров не проронил ни слова. Понял: ему вступать в их разговор не следует. Науменко откровенно игнорировал его, не смотрел в его сторону, общался только с Котляревским. Человек резкий и самолюбивый, он ждал хотя бы одной фразы Уварова, чтобы осадить его, поставить на место. И не дождался. Тем более с самого начала было ясно, что он уже принял решения и не отступится от них.
Котляревский встал, чтобы попрощаться. Уваров поднялся следом.
— Шо, уходите? Не понравились вам мои речи?
— Нет, почему же! — возразил Котляревский. — Во всяком случае, лучше честно все сказать, чем врать или ходить вокруг да около.
— От за это давайте и выпьем! — поднялся и Науменко. — Не положено оставлять в бокалах вино. Говорять, это хозяину на слезы.
Котляревский переглянулся с Уваровым, но поднял бокал. Чокнулись, выпили стоя.
— И пущай Петр Николаевич не сомневается. Науменко — кремень. Сказал: не подведу, значит, не подведу.
— Уже подвел, — сказал ему на прощание Котляревский. — Но не будем начинать сначала.
— Заходите ще! — вслед уходящим по коридору гостям крикнул Науменко. — Посидим, погутарим! Жалко токо, шо вы не пьющи! Но это дело наживное!
Они вернулись к себе в номер.
— Что скажете, Николай Михайлович? — спросил Уваров.
— Ничего хорошего не скажу. Надежда только на то, что не все в Российской армии такие, как Науменко, — ответил Котляревский. — Хотя, вероятно, и таких уже немало.
Они уселись на свои кровати. Уваров вспомнил о копии письма Бриана, которую дал ему Щукин.
— Скажите, вам Маклаков показывал телеграмму Бриана комиссару Пеллё?
— Пересказал.
— Можете прочитать, — Уваров протянул Котляревскому листы.
Котляревский стал медленно просматривать телеграмму. Она не была переведена с французского, и он читал ее медленно. На каких-то строках задерживался, прочитывал вслух:
— «…Число русских на нашем содержании уменьшилось всего на тринадцать тысяч за два месяца. А количество вооружения, которым они располагают, увеличилось, несмотря на мои неоднократные указания приступить к полному разоружению. Если это положение будет продолжаться, оно вызовет ответственность нашего Верховного комиссариата. Я тоже плохо могу себе объяснить, почему вы до сих пор не приняли мер, которые я просил от вас еще с марта месяца, по удалению генерала Врангеля, так как его присутствие в Константинополе является главным препятствием для роспуска его армии…».
Котляревский оторвался от телеграммы и поднял глаза на Уварова:
— Н-да, напрасно тогда Петр Николаевич не решился осуществить предложение Кутепова.
— Вы имеете в виду уход галлиполийцев в Болгарию? — спросил Михаил.
— Нет. У него было очень хорошее авантюрное предложение захватить Константинополь и выгнать с Турции французов. Тогда это было Русской армии вполне по силам.
— Но это был бы всемирный скандал. И чем бы все это могло закончиться?
— Не знаю, — Котляревский заулыбался: — Зато какой роскошный был бы скандал! — и, помолчав немного, Котляревский добавил: — Во всяком случае, все дальнейшие события развивались бы не по французской схеме и, допускаю, в более благоприятной для Русской армии. К сожалению, время не вернуть обратно.
И он снова углубился в чтение телеграммы. Читал вслух:
— «…Военный министр сообщил мне, что запасы продовольствия для русских беженцев подхолят к концу. И мне трудно подписать их пополнение…». И, отвлекшись от телеграммы, Котляревский сказал: — А, помнится, Болгария обещала тогда нам помочь с продовольствием. Упустили момент.
— Возникли бы другие трудности. Флота у нас нет. Пришлось бы пешим походом, в обход. Большевики бы заранее узнали наши намерения и примерный район, где начнутся боевые действия, — напомнил Уваров.
— Если бы, по плану Кутепова, выгнали из Турции французов, все произошло бы совсем по-другому, — возразил Котляревский. — Кстати, часть флота оказалась бы в наших руках.
— Какой смысл мечтать о несбывшемся? — вздохнул Уваров. — Дочитывайте.
Котляревский снова склонился над телеграммой. Дочитал.
— Вот теперь все ясно, — поднял он глаза на Уварова.
— Что именно? — спросил Уваров.
— А вот послушайте. «Я считаю, что после того, как мы им помогали в течение семи месяцев, сейчас пришло время передать другим частным организациям заботу о помощи тем из них, которые не в состоянии самостоятельно себя содержать», — и после небольших раздумий Котляревский подытожил: — Короче, они умывают руки. Пусть Русскую армию теперь содержит кто хочет, только не они. Вопреки всем обязательствам, они считают своим все российское, что по разным причинам оказалось в их руках. Теперь Русскую армию пусть кормят разбогатевшие эмигранты ну и все другие, кто еще рассчитывает на наш успешный реванш. Но таких, к сожалению, становится все меньше.
Укладываясь спать, Уваров спросил:
— Николай Михайлович, какой план на завтра?
— Я намерен проведать своих знакомых правительственных чиновников. Интересно, что они обо всем этом думают? Не гложет ли совесть? — взбивая подушку, ответил Котляревский. — А вы свободны. Можете проведать свою невесту. Петр Николаевич открыл мне ваш секрет.