В приемной по-прежнему было пусто, только дверь корневского кабинета приоткрыта; оттуда доносились голоса. Директор узнал тенорок референта (он все так именовал по старой привычке своего зама Валю, хотел проследовать дальше, но услышал слова: «Пец будет против» — и задержался у тамбура. Интересно стало, против чего это он будет против.
— Да почему против? — басовито возразил другой голос.
(Иерихонский, узнал директор). — Ты в курсе всех дел и будешь вполне на месте, какого рожна ему надо!
«Действительно», — подумал Пец.
— А вот будет — и все, я точно чую, — снова мелодично отозвался референт. — Вроде и конфликтовали с ним, и все делаю… а не по душе я ему, и все.
«Разве? — мысленно усомнился директор. — А вообще говоря…»
— Ну, Валя, по душе, не по душе — это, знаешь, из области тонкой химической психологии. Так кадровая политика не делается. Я считаю, что у тебя все шансы. Ты Корнева чаще других — особенно последнее время — заменял? Заменял. Справлялся? Вполне. Без тебя и Хрыч зашился бы, как миленький… Имеешь ученую степень, стаж, труды, партийность. Нет, я уверен, что место главного за тобой, только не теряйся. А на Хрыча, если станет ерепениться, и нажать можно. Слишком уж мы на него и Сашеньку молились. Да и не станет он… ну, поершится немного, а потом махнет рукой. Он же не от мира сего.
«Хрыч — это я, — понял Валерьян Вениаминыч. — Вэ-Вэ, папа Пец, Хрыч… У меня кличек не меньше, чем у коммунальной дворняжки!»
— Ты потише, — приглушил голос референт, — его кабинет напротив.
— Нет его там, я заглядывал. И смотри, что получается, — увлеченно басил Иерихонский. — Ты — на вакансию главного. На твое место нашу зверь-бабу Малюту Скуратовну. Уж кто-то, а она в оргвопросах и координации собаку съела — так?
— Ага, а на ее место — тебя? Понял. А я думаю, чего это Шурик заботится о продвижении начальства!
— Нет, а что же!
Оба рассмеялись.
Валерьян Вениаминович тихо прикрыл двери, направился к себе. На душе стало тускло. Не было космического отчаяния Корнева — освободившаяся вакансия. Люди-волны: родиться, выдвинуться и умереть. Мчат по времени мириады таких волн-жизней — из века в век, из мира в мир. Ничего впереди, ничего позади. Не время пожирает своих детей, они сами — друг друга.
Он сел к столу, глянул на табло времен: 28.40 эпицентра, 14.20 Земли. Прогулял он всего ничего. Однако пора решать, принимать меры, давать команды — начинать аврал. Спасать башню. А потом восстанавливать повреждения. А потом… потом будет еще один бесконечный год. И… и Пец почувствовал вдруг такую свинцовую усталость, будто все недосланное, все сделанное через силу, все нерешенное и недодуманное — как в минувший год, так и в предстоящие — навалилось на него.
Решение пришло — как озарило. В нем сложились усталость и гибель Корнева, их последний разговор и растерянность в мыслях, наблюдение «наркоманов MB» наверху, оружие полковника Волкова и даже подслушанный сейчас диалог. Оно было настолько простым, что не могло не быть гениальным.
Ничего не надо делать.
«Пусть Шар отрывается. Пусть тю-тю. Туда и дорога. Не нужно это сверхзнание о мире и самих себе. Если оно растоптало Корнева, сильного и умного парня, если оно меняет психику тем наверху — тоже не слабакам! — то что оно натворит в мире обычных людей, таких вот Валей Синиц и Шуриков Иерихонских? Не нужны эти откровения MB, настолько не нужны, что впору самому рубить канаты, а не хлопотать, чтобы они не оборвались. Пусть даже разрушится что-то и кто-то погибнет — это ничто в сравнении с крушением мира представлений людей. Ничего, что он иллюзорен. Общая суть этих иллюзий та, что, добиваясь „своего“, мы исполняем закон природы — величественный, космического масштаба. А раскрыть людям глаза… да это все равно что показать ребенку, каким он будет стариком и как помрет. Так калечат психику. В том-то и дело, что нормальное протекание общепланетного процесса смешения — сиречь „цивилизации“ — необходимо включает наши заблуждения, наше непонимание его. Вот и пусть все развивается нормально.
Главное, как хорошо совпало: знаю о возможной беде от Метапульсаций только я. Мог и не знать. Иерихонский? Он решил задачу — и все, далее озабочен карьерой… Ах-ах, как это вы допустили, товарищ Страшнов. В следующий раз учтем. В следующий раз, ха! И щи-свищи… Можно даже соврать, что это Корнев своим шальным рывком нарушил шаткое равновесие в ядре Шара, вот и… Или напротив, что он героическими действиями пытался предотвратить и погиб? Поди проверь… Э, да не буду я врать! Или буду — для успокоения умов. Раз уж все иллюзорно. Восприятие веревки как змеи столь же ложно, как и восприятие веревки как веревки».
Так. Но это потом. А сейчас надо очищать башню и зону. Понапрасну губить людей нельзя.
Валерьян Вениаминович почувствовал такую жажду деятельности, что даже потер руки. Набрал код лаборатории MB:
— Вызываю Бурова. Любарскому присутствовать.
На экране тотчас возникли оба.
— Виктор Федорович, — объявил директор, — назначаю вас исполняющим обязанности главного инженера Института. Пока временно. А там посмотрим.