Избранные произведения. Том 1. Должность во вселенной. Пятое измерение. Час таланта

— Так вот, — симметрично отозвался Пец; он сознавал, что отправляет себя на скамью подсудимых, и тем не менее сказал все весомо и четко: — Мы ожидаем сегодня, в 17 часов с минутами, нечто вроде землетрясения, только придет оно сверху, из ядра Шара. Какие формы оно примет, неясно, но возможны и самые катастрофические. Поэтому… и учтите, наш разговор записывается на пленку! — к пяти часам будьте настороже — и при первых признаках опасности… она проявит себя изменениями неоднородности, почувствуете — все вниз. И не рассчитывайте заработать медаль «За отвагу», полковник. И медали не будет, и головы.

Он отключил инвертер, вышел с Буровым наружу.

— Что-то вы его слишком натурально стращали, Валерьян Вениаминович, — заметил тот, — не понарошке.

— Так ведь геройские люди, их иначе не урезонишь, — ответил Пец, направляясь за проходные, в сторону вертодрома. Он был взбудоражен разговорами и очень хотел остаться один, успокоиться; и вообще — чтобы все поскорее кончилось. — Ну, Витя, на сегодня все, отправляйтесь домой, отдыхайте, набирайтесь сил, завтра будет трудный день. («Завтра не будет трудного дня, вообще больше не будет трудных дней».)

— Нет, я хотел бы остаться, — заявил Буров. — Надо же кому-то из… из руководителей находиться здесь, присматривать.

«А оставь его, он тотчас утянется наверх. Вот еще морока!..»

— Не согласен, эвакуация есть эвакуация, — сказал директор. — Для поддержания порядка здесь достаточно комендантской команды. Но раз вы настроены работать, поедем вместе в город, обсудим по дороге проблемы дальнейших исследований. — Он не глядя почувствовал, как приободрился, даже просиял Буров, и вознегодовал, что снова и снова приходится врать. «Мир заблуждений, спасаемый ложью, — что ж, это естественно. Я за эти часы навру больше, чем за все время работы в Шаре». — Только сейчас помолчим, хорошо?

И зашагал по тротуару вдоль ограды, будто спешил. Врал и этим, озабоченной спешащей походкой. Куда теперь было спешить!

Поток машин на кольце иссякал. Люди разъезжались, расходились. Бетонный склон башенного холма за оградой светил внешними огнями, с высотой меняющими цвет от желтого до белого и голубого. Шар нахлобучивался на башню-гору грозовым облаком. «Красивую махину сгрохали, — прощально думал Валерьян Вениаминович. — Доказали, что можно жить и работать в НПВ — и еще как! Могли и больше развернуться, да только черт догадал там оказаться этой MB? Зачем человеку Вселенная, да еще Меняющаяся!.. И, конечно, исключительной сволочью выглядит директор, который отдает на уничтожение такой уникальный Институт. Просто вредитель… Ну, суд так суд. Не боюсь. Что могут мне сделать в сравнении с тем, что уже сделалось?»

Виктор Федорович посматривал на директора — растерянно спешащего, о чем-то напряженно думающего (с подергиванием плечами, с жестами, с гримасами наклоненного вниз лица), — с недоумением. Таким он его еще не видел.

— Валерьян Вениаминович, — сказал он, — а ведь это и в самом деле может быть. То, чем вы Волкова пугали. От метания Метапульсаций, очень просто. А?

— Что? А!.. Ну, почему же… но почему бы и нет! Витя, я же вас просил!

«Ох, что-то темнит Хрыч!»

А Пец сейчас ненавидел не только себя, но и настырного Бурова. «Вот навязался!» Он глянул на часы: 16.15. Оставался час.

Впереди стояли вертолеты с устало обвисшими лопастями. На дальней части вертодрома трудились люди: наклонялись, перебирали руками. Коротко вспыхивали огоньки электросварок. Сеть собирают, понял Пец. Или заплаты?

Оттуда к директору двигался широким шагом Петренко, на лице его выражалась готовность доложить. Но Валерьян Вениаминович взмахами рук остановил его, направил обратно на поле, сам поворотил назад. Он уже боялся новых встреч.

II

Однако у проходной, когда они вернулись, его ждала еще одна встреча: возле директорской «Волги» маячила знакомая долговязая фигура — Юрий Зискинд, загорелый и худой.

— Я к вам, Валерьян Вениаминович, — сказал он грустно. — Только час, как вернулся в Катагань…

— Рад вас видеть, Юра! — возбужденно (сам не понимая, почему его так будоражит встреча с уволившимся полгода назад — страшно давно! — архитектором) сказал Пец, пожал ему руку.

— …и узнал об Александре Ивановиче, о Саше… — Голос архитектора дрогнул.

— Ну-ну… — Валерьян Вениаминович похлопал его по плечу. — Не надо слов, Юра, не надо лишних эмоций. Он жил красиво и умер красиво. Садитесь с нами, едем в город.

В его словах и жестах была избыточная суетливость.

Они сели в «Волгу»: Буров впереди, Пец и Зискинд сзади.

— В моем Киеве говорят: умрите вы сегодня, а я завтра, — так же невесело молвил Юрий Акимович. — Полагаю, это относится и к умирающим красиво. Я ему говорил, что это занятие не для него.