Избранные произведения. Том 1. Должность во вселенной. Пятое измерение. Час таланта

Еще недавно все это целиком заполняло мою душу. Сколько идей вложили мы в эти матрицы — и своих и чужих! Сколько отвергли! А некоторые еще ждут своего часа, ждут не дождутся… Вот — последняя в моем журнале — просится, аж пищит: образовывать диоды не искусными сложными травлениями пластинки, а в готовой микроматрице — пробивать электрическим импульсом один из встречных барьеров в столбике полупроводника. Заманчиво, как и все, сводимое к электричеству. Нешто попробовать?

…Нет, стоп, не надо. Такие опыты не делаются одной квалификацией — необходимо влезть всей душой, печенками. И готов, застряну в этой «лунке» надолго. Я надвариантный, мне нельзя. Я только ориентируюсь.

Значит, напрасно я тужился на бугре с великими мыслями: почти не сдвинулся, перешел в вариант почти такой же — только что за Ник-Ником не зашел. Все по-прежнему. Стрижевич на конференции в Таганроге… то есть в целом ситуация после провала «мигалки», но еще до катастрофы, в которой он погиб. И погибнет?!.. Ой, не хочу. Да-да, я понимаю: у надвариантника много жизней и много смертей, каждая имеет свою вероятность и свою логику — я не хочу, и все. От одной мысли об этом боль и злость. Надо дождаться, предупредить.

…Мы называем переходы из варианта в вариант «вневременными». Строго говоря, это не так, на них расходуется время, как и на другие дела. Но изменения обстановки и предыстории часто несравнимы с временем переброса; они куда больше — как для месяцев, лет, десятилетий. При этом многие варианты выглядят будто сдвинутыми во времени — одни в прошлое, другие в будущее — относительно исходных. Мы еще не понимаем, почему так получается: вольная, казалось бы, комбинаторика событий, решений-выборов… и на тебе! — но благодаря этому можно по известным вариантам предвидеть логику развития сходных с ними.

А по логике этого — Сашка доживает свой последний год. И это будет самая глупая из его смертей — глупей даже, чем разбиться на мотоцикле.

4

Комната между тем наполнилась привычными звуками: шипит вытяжка, сдержанно щелкают реле в термостатах, журчит в раковину струйка теплой воды из дистиллятора, мягко, как шмель, гудит стабилизатор напряжения. Травитель, раствор перекиси водорода, закипая в высоком стакане на электроплите, пенится, как шампанское; раскаленная спираль окрашивает жидкость в рубиновый цвет. Маша склоняется над стаканом и, наморщив лоб, опускает в раствор пинцетом серебристо-серые пластинки германия.

Хорошо мне сейчас здесь, уютно. Дома я.

…Между прочим, Маша мне не нужна, в Нуле ее нет.

…А техник Андруша Убыйбатько ничего, нужен. Во всех вариантах он паяет схемы, во всех сачкует. Вот и сейчас — сидит в картинной позе, чистит нос. Темный кок навис над лбом. Паяльник, поди, давно нагрелся.

— Между прочим, — не выдерживаю я, — Александр Иванович завтра возвращается.

Техник косит глаз в мою сторону, очищает палец о край стула, бурчит:

— Двухваттные сопротивления кончились.

— Вот так материально-ответственный, дожился! Выпиши.

— Так и на складе же нет! — кричит Андруша.

Хочу посоветовать поискать в ящиках, одолжить в других лабораториях, но спохватываюсь. До всего-то мне дело!

…Ник-Ник, который мне-надвариантному тоже ни к чему, трудится вовсю. Набычился над микроманипулятором, смотрит на приборы, слегка касается острием контакта края шин — измеряет характеристики своей матрицы. Солнце, мимоходом заглянув в комнату, просвечивает его редкую шевелюру, обрисовывает выпуклости черепа, пускает зайчики от никелированных деталей ему в глаза. Толстобров морщится, подносит пинцет с образцом к лицу, вставляет в правый глаз цилиндрик с лупой. Он сейчас похож на Левшу, который блоху подковал. Да и предмет у него не проще.

Откинул голову, надул щеки, выпустил воздух: не то! Кинул эту матрицу в коробку с браком, добыл пинцетом из чашки Петри другую, укладывает ее на столик манипулятора под зажимы.

Я люблю смотреть, как работает Ник-Ник. Его руки — не сильные, не очень красивые, с желтыми от табака подушечками пальцев и ревматически красными суставами — в работе становятся очень изящными, умными какими-то, точными в каждом движении. Это руки экспериментатора.

Можно выучить формулы, запомнить числа, описывающие свойства веществ, — но в прикладной работе от них будет мало толку, если ваши руки не чувствуют эти свойства: хрупкость стекла и германия, гибкость медной проволоки, чистоту протравленной поверхности кристалла, неподатливость дюралюминия, вязкость нагретой пластмассы — и согласованность их в опытной конструкции… Вот, пожалуйста: Толстобров взял полоску отожженного никеля, приложил плоскогубцы, примерился — раз, раз, раз! — три изгиба. И готов никелевый держатель для матриц, который нечувствителен к травителю и захватывает образец нежно и плотно.

— Покажите, Ник-Ник!

Я неделю придумывал конструкцию держателя с винтами и пружинами, собирал их — и все было не то. А это — и для моих матриц годится.

Мелочь? Без таких «мелочей» не было бы ничего: ни колеса, ни ракет.