Избранные произведения. Том 2

Александр понял, что спорить бесполезно. Да и не нужно. Он явно переигрывал соперника в этой партии: в лице фонда, хотя и существующего лишь на бумаге, у него всё равно было на фигуру больше.

– Хорошо, я согласен, – спокойно ответил он.

– Плохой ответ, господин предводитель. Мне бы хотелось услышать: «Вы меня убедили».

– Мне тоже хотелось бы услышать эти слова, но от вице-канцлера. А лавры убедителя я охотно уступлю вам. Нам важен результат не внутренних переговоров, а внешних.

– Вице-канцлер – полный профан в экономике. Поэтому всё будет зависеть только от вашей настойчивости.

– Вряд ли он принимает решения единолично.

– Профаны тем и хороши, что, в отличие от профессионалов, всё решают сами. Откровенно говоря, я не хотел поначалу поручать эту миссию вам. Но потом понял: для такого деятеля вы – идеальная фигура. Тоже в своём роде профан. И тоже публичный политик. Вам с ним будет легче договориться. Но не забывайте нашу генеральную линию. Все подробности и нюансы вам перед отлётом ещё подробней меня растолкует наш финансовый бог Юлий Семёнович.

Произнесение чьего-либо имени означало конец аудиенции. Теперь дальнейшие обсуждения полагалось вести с «финансовым богом».

Не успел Берестов вернуться в свой кабинет, как раздался телефонный звонок:

– Это Юлий Семёнович. Когда могу зайти к вам для выполнения поручения руководства?

Поскольку речь шла о кануне отъезда, Александр уверенно ответил:

– В четверг.

И добавил:

– После обеда.

Встреча с незваным гостем требовала особо тщательной подготовки, поэтому спешить не имело смысла.

Звонивший роптать не стал. Как и все «боги», он особым трудолюбием и служебным рвением не отличался и лишь снисходил время от времени к простым смертным, но делать это часто не стремился и сам инициативы никогда не проявлял.

Сразу после разговора с Юлием Семёновичем Берестов вызвал к себе Лену.

В тайну создания фонда «Экосоц» были посвящены лишь она да Виктория. И ту и другую предстояло подробно проинструктировать на случай возможных происков внутри банка.

Многолетняя помощница всё поняла без лишних комментариев. Она вообще ничего не знает об ольгинском проекте. Занимается только землячеством, отыскивая на необъятных просторах России мало-мальски известных людей, имевших местные корни либо живших или какое-то время работавших в уездном городе.

Лена действительно вела такие поиски. Об одном случае, показавшемся ей вопиющим, не могла не рассказать во всех подробностях. В давние, ещё дореволюционные годы судьба на несколько лет забросила в Ольгин маленького мальчика Вадима, ставшего впоследствии писателем, лауреатом Государственной премии. След этого интересного человека, родившегося в канун первой русской революции, терялся в Москве, у самого порога двадцать первого века. Доподлинно было известно, что в конце 1999 года, в девяносто пять лет его избрали в высший творческий совет союза писателей, ареопаг старейших и мудрейших, куда входило десятка два-три самых-самых знаменитых мастеров литературного дела. Миновало ровно три года, существовала теоретическая возможность найти престарелого мэтра живым: ведь в девяносто восемь люди умирают значительно реже, чем в пятьдесят восемь. Но никто ничего о старике не знал, а с трудом добытый телефонный номер его квартиры в Протопоповском переулке тревожно молчал. Наконец один из секретарей правления союза, которого пришлось обеспокоить Лене, также не ведавший о судьбе коллеги, годившегося ему в деды, посоветовал обратиться к некой всезнающей даме из международного писательского сообщества.

– Помер! Давно помер! – с заставившей вздрогнуть от цинизма ноткой радости сообщила та. – Они все померли.

«Все» означало семью. Вот почему никто не отвечал на звонки по телефону.

Насколько давно скончался знаменитый ольгинчанин, бывшая кадровичка не помнила, но обещала выяснить через неделю.

У Лены возникло щемящее душу сомнение: а был ли в живых патриарх отечественной словесности, когда его избирали в высший творческий совет? Если человека с такими заслугами не удосужились почтить самым банальным некрологом, если не провели вечера его памяти, то где уверенность, что в список, розданный делегатам съезда, не включили покойника!

Эх, не оттого ли у нас такая литература и такое отношение к ней читателей, если сами творцы относятся друг к другу с холодной, ледяной формальностью, даже не интересуясь, не умер ли часом древний сосед за стенкой (жил ведь в ведомственном писательском доме)? Да что там лауреат Государственной премии, когда единственный на всю Россию лауреат Нобелевской собратьев по цеху настолько не волнует, что они не заметили и не оценили его последний жизненный подвиг: переезд с уютного, насиженного места в спокойной и сытой Америке на родную почву, в лес с внутренней стороны МКАД (и это на восьмом десятке)!

Строго-настрого засекретив тему фонда, Берестов не забыл предупредить Лену и о своей версии появления новой секретарши: