Избранные произведения. Том 2

— А такое беспокойство, что ты снялся, вижу, целой дивизией, а на тебя там девять полков пехоты идут. Прорыв образуют!

— Прорыв образуем мы у них, а не они у нас.

И громадный плечистый всадник, стянутый желтыми ремнями, размахивая кривой саблей, захохотал:

— Они идут на восток, а мы им ударим в тыл, с запада. Огибай, Ока, пруд слева, а я обогну его справа. До свиданья!

Пархоменко рысью повел свою 14-ю вокруг пруда в долину.

Начало накрапывать. Туч много, и темные они: сулят ливень.

— Что ж, значит с атакой надо торопиться, — сказал он, разглядывая пруд, на котором попрежнему качался легкий плотик, сколоченный из плах. Ребятишки, наверное, плавали… где-то они… все сожжено… — Быстрей, быстрей, товарищи!..

За прудом, по холмикам, раскинулся большой вишневый сад, спускавшийся в долину. С холмиков дивизия увидала все огромное пространство долины. В глубине долины, попрежнему двигаясь на восток, шла белопольская пехота. Арьергарды ее, прикрываясь бронемашинами, вели перестрелку с приближающимися бригадами Городовикова. К этим бригадам, по всей видимости настроенным очень нервно, скакала дивизия Корницкого.

— Картина! — сказал Пархоменко, разглядывая в бинокль движение конницы. — Сначала мы им намереваемся ударить в тыл, а затем они нам…

Подскочил комбриг-3 Моисеев, белоусый, с большими золотистыми глазами шахтер. Пархоменко очень ценил его и всегда прислушивался к его мнению. И теперь он повернул к нему взволнованное лицо:

— В чем дело, товарищ Моисеев?

— Товарищ начдив! Вверенной мне третьей бригаде прикажете начать атаку?

— Хм. А чего я жду, как ты думаешь?

— Меня, — улыбаясь веселой и несколько балованной улыбкой, ответил красавец-шахтер.

— Нет, не тебя, — хмуро сказал Пархоменко. — Я жду, когда наши броневики пройдут краем сада и встанут во фланге кавалерии Корницкого. Вернись и стой на своем чистеньком месте, Моисеев.

— Разрешите доложить, — продолжал нетерпеливый комбриг, вздрагивая от жажды боя и обшлагом рукава вытирая сухие губы, — что Городовиков опередит нас и ударит своей бригадой на Корницкого. Городовикову надо выручать свои зарвавшиеся бригады!

— А ты вглядись. Паны увидали нас с тобой.

И действительно, кавалерия Корницкого, двигавшаяся было за бригадами Городовикова, внезапно остановилась, перестроилась и повернула к западу, навстречу Пархоменко. Корницкий, повидимому, не желал, во-первых, чтобы его били в тыл, а, во-вторых, узнав, что на него идет Пархоменко, желал атакой своей задержать его дивизию, с тем чтобы девять полков белопольской пехоты могли свершить прорыв, заняв позиции, оставленные конниками Пархоменко. Пархоменко, как ему казалось, понял соображения Корницкого; также понял их и побледневший комбриг Моисеев.

— Картина, — сказал сквозь зубы Пархоменко. — На вторую бригаду хотят обрушить удар?

— На вторую, — сказал, отъезжая, Моисеев.

— Не нравится мне, как стоит вторая. Моя бригада, а не нравится.

Белопольские кавалеристы стремительно мчались прямо на 2-ю. Видно было, что белополяки имеют великолепный конский состав, хорошо вооружены и снабжены пиками.

Вторая стояла недвижно, полувытянув шашки. Напряжение невольно заставляло кавалеристов приподниматься на стременах.

— Чересчур что-то они вытянулись к панам, — сказал Пархоменко, передавая бинокль Фоме Бондарю. — Ну, не нравится мне это! Что они вытянулись, как невеста на свадьбе? А, Бондарь?

— Согласен, — ответил Бондарь. — Прикажите мне поехать к ним?

— Обожди.

Белопольские всадники, хотя мчались на русских отчаянным галопом, чувствовали себя, однако, не совсем хорошо. Крупные и мелкие шляхтичи, торговцы и сыновья торговцев, шинкари, ресторанщики, владельцы и пайщики заводских и фабричных предприятий, домовладельцы и хозяева сапожных, слесарных, часовых и других мастерских, просто бездельники, шатавшиеся по краковским и варшавским улицам, украшенные золотыми и серебряными галунами, обвешанные медалями, которые они получили невесть за что, но только не за военные подвиги, — спали эту ночь плохо. Они верили и не верили в слабость советской конницы. Верили потому, что им хотелось и нужно было верить, а не верили потому, что те, кто прививал им эту веру, сами не внушали никакого доверия. И в эти минуты полного неверия им чудилось, что, прежде чем они двинут своего коня с места, их отрубленные казацкой саблей головы упадут, мягко стукнув о мокрую землю! Холодный пот выступал на шее. Они требовали водки. Им ее выдавали. И сейчас, скача на всадников Конной, белополяки были сильно пьяны.

И они атаковывали 2-ю бригаду стремительно, с дикими криками, пьяными голосами, внушая ужас и себе и другим.

— Э-эх, орут! Никогда такого рева не слышал. Ну, дрогнут мои хлопцы, честное слово, дрогнут, — сказал Пархоменко. — Пожалуй, верно, попридержать их надо, Фома. Пойдем-ка к второй!

Тем временем 2-я бригада, опешив, опустила клинки…

И повернула было коней…

— Моисеев, чего смотришь? Броневики подошли. В атаку пора. Третья, вперед — и получше! — подскакивая к 3-й, крикнул Пархоменко.