Избранные произведения. Том 6

Конструктор остановился всего в сотне километров от той незримой черты, которую наметили люди и за которой его ждала всасывающая воронка Т-конуса, величайшего из сооружений, когда–либо построенных землянами, готового сжать любой попавший в него объект в тончайшую «струну» и вышвырнуть его за пределы местного звездного скопления. Чудовищный реликт невообразимо далеких эпох, занимавший в последнее время все великие умы, ставший предметом поклонения разного рода мистических сект, источником новых религий, артефактом Третьего Великого Пришествия — по терминологии всеземной христианской церкви, замер перед хрупкой преградой, словно только сейчас очнулся от долгого мучительного сна.

Люди ждали.

Прошел час, второй — ничего не изменилось в пространстве, насыщенном, казалось, плотным излучением мук неизвестности, а потом, заставив всех вздрогнуть, во всех залах, рубках, каютах и в наушниках раздался спокойный бас Железовского:

— Отбой «полундре»! ЧП-вахте «бег трусцой». Остальным штатные режимы.

Люди в зале зашевелились, заговорили, возбуждение схлынуло не сразу, тем более, что ситуация не разрядилась, ожидание не закончилось. Боянова подошла к стоявшей особняком паре: Настя держала Грехова под руку, и лицо у нее было застывшим и печальным.

— Извините, проконсул, вы всегда все знаете, ответьте на вопрос: почему Конструктор выбрал этот путь и следует по нему со слепым упрямством носорога?

Грехов покосился на девушку, по обыкновению помолчал.

— А вы еще не догадались?

Боянова внешне спокойно встретила взгляд проконсула.

— Нет.

— Это его дорога к дому, Забава, только и всего. Самая короткая дорога к дому.

— Что?! — прошептала председатель СЭКОНа. — Как вы сказали? Дорога к… дому?

Взгляд Грехова смягчился, наполнился странным мокрым блеском, словно Габриэль собирался заплакать, и еще в глубине его глаз проступила на миг такая тоска, что у Забавы перехватило дыхание.

— Он родился в Системе, Забава, на Марсе, а кроме того, в его генетическую память вошла память всех проглоченных им людей, понимаете? Со всеми вытекающими последствиями.

— Вы хотите сказать, что Конструктор… обладает теперь какими–то человеческими чертами? Почему же он в таком случае, признавая нас в качестве «крестных», не спешит вступить с нами в контакт?

— Я уже говорил и могу повторить: сей чудовищный монстр, способный погасить звезду и не заметить этого, — личность, хотя и не в человеческом понимании этого слова, но он гораздо сложнее всех тех Прокрустовых рамок и определений, в которые вы пытаетесь его загнать. До сих пор человек, воспитанный на антропном принципе, убежден в том, что он — венец эволюции. Да не так это, существуют формы движения материи гораздо более сложные, на порядок–два выше человеческого разума, и вам рано или поздно придется принять это как данность, не зависимую ни от каких капризов логики. Не знаю даже, можно ли употреблять к такому существу термин «разумное», да и само слово «существо». Конструктор — наглядное доказательство нашей ограниченности. Надеюсь, он все–таки заставит всех нас пересмотреть уютные, веками слагавшиеся стереотипы на жизнь вообще и на роль человека во Вселенной в частности. Я ответил на ваш вопрос? До свидания, коллеги, до встречи на Плутоне.

Грехов кинул последний взгляд на обзорный виом, показывающий мерцающее, струящееся тело Конструктора, и вышел в сопровождении молчаливой Анастасии Демидовой. Разговор Забавы и Габриэля слышали только Демин, Баренц и Железовский, остальные, присутствующие в зале, разбившись на группки, обсуждали ситуацию.

— Я его не поняла. — Забава Боянова зябко повела плечами, подойдя к Железовскому вплотную. — В его рассуждениях есть какой–то логический… впрочем, не логический, а скорее психологический прокол, какое–то несоответствие этике, эдакое пренебрежение свыше, принижение человеческого интеллекта и его нравственных принципов… — Она снова поежилась. — И в то же время в его словах есть надежда, если не на Конструктора, то на самих нас… а с другой стороны страшно, если Грехов прав и Конструктор ищет дорогу к дому, к той колыбели, из которой вышел. Ведь в этом случае нам снова придется решать вопрос защиты отечества, потому что любое его проявление «чувств» вблизи Солнца будет сравни всепланетной катастрофе. Окажутся ли доступными его сверхвниманию призывы не уничтожать наш дом?

— Успокойся, — мысленно ответил женщине Аристарх.

— Не могу, меня всю трясет. Если уж между нами и К-мигрантами объявилось столько различий, то сколько их между человеком и Конструктором, между его моралью и нашей? Насколько окажутся далеки друг от друга оценки поступков и шкалы ценностных ориентации? И во что это выльется?

— Ты не учитываешь один фактор: Конструкторы — не просто предтечи, они в какой–то мере строители нашего мира и невольные, может быть, но родители человечества, а посему изначально не враждебны нам. Мы найдем способ договориться.

Забава улыбнулась.

— Во всяком случае, попытаемся. Хотя я буду настаивать на экстра–мобилизации.