Избранные произведения. Том 7. Проклятые

— Не хотите ли пройти со мной? — Офицер повернулась и пошла обратно по главному проходу. Лалелеланг последовала за ней и обратила внимание на необычайную легкость и плавность походки, которая никак не вязалась с грубым внутренним строением опорно-двигательного аппарата людей. Вскоре челночный ангар — последняя хрупкая связь с цивилизацией — остался далеко позади.

— Я очень ждала встречи с вами. — В речи Умеки напрочь отсутствовали цивилизованные обертона и интонации, которые так украшали даже самые грубые из диалектов Вейса. — Я очень много занималась осуществлением контактов, но это все было с гивистамами да со с’ванами. С Вейса у нас тут никого еще не было. — Она в дружелюбной, подбадривающей манере взглянула на Лалелеланг, блаженно не сознавая, как горит ее взгляд. Это была одна из характерных наследственных черт людей, над которыми они были не властны.

— Я так понимаю, вы нас изучаете?

— Довольно давно, — объяснила Лалелеланг. — Это моя специальность.

Умеки засмеялась.

— Я кое-что знаю об обществе Вейса. Ваши друзья, должно быть, считают вас немного чокнутой.

— Немного — не то слово. А ваша непопулярность среди нас вас не тревожит?

— Не-а. Мы к этому вполне привыкли. Нас это по большей части веселит.

— Насколько я составила себе представление о вашем виде, — сказала Лалелеланг, — у нас с вами трудностей возникнуть не должно.

Она уже успела выдать заготовленные формальные приветствия и перешла теперь к разговорной человеческой речи, в которой более всего ценится непосредственная прямолинейность и грубая фамильярность. Но даже при таком неотесанном взаимодействии друг с другом, у людей оставались драгоценные пробелы в общении, куда можно было ввернуть небольшие обороты, выражающие признательность, и другие вежливости.

Видимо, поэтому человек теперь стремилась расслабить ее и придать ей уверенности. Лалелеланг вежливо слушала, поддерживала пустой разговор, но при этом пыталась отделить от плевел зерна информации, которая позже может оказаться полезной.

— А ваш человеческий лучше моего, — попыталась отвесить неуклюжий комплимент Умеки. — Хотя, конечно, ведь ваш народ специализируется на лингвистике. Очень мило, что нам не придется пользоваться транслятором. Прошлый раз я сопровождала одного с Гивистама, так ему требовалось две минуты, чтобы понять, и пять, чтобы ответить.

— Мне тоже не нравится, когда двоим приходится общаться через посредничество искусственного прибора, — вежливо ответила Лалелеланг. Человеческая самка старалась идти помедленнее, чтобы самка с Вейса за ней поспевала. Но ведь, напомнила себе Лалелеланг, эта женщина — опытный гид. А среднестатистический человек, бесспорно, не был бы столь обходителен.

Она выключила запрись. Умеки — явно неподходящий объект для пристального изучения.

Кроме того, я знакома по большей части с современными оборотами устной речи человеческого языка.

— Да что вы говорите? — Умеки свернула за угол. — Это тоже важно для вашей работы?

— Все может случиться. Я ведь социоисторик. И изучаю Человечество не только во взаимодействии с представителями других миров, но и их контакты между собой.

— В точности тем же занимаются и наши собственные социологи. Все хотят побольше узнать друг о друге, не так ли?

Окончательно освоившись с человеческой разговорной речью, Лалелеланг уловила теперь в тоне женщины легкую, невольную обиду.

— Грубо говоря, да.

— Мы позаботимся о вашем багаже. Насколько я понимаю, на Вейсе принято путешествовать с уймой багажа.

— Со мной вам будет трудно. Я приготовилась, как следует, не только к работе, но и предстоящим мне условиям.

— Тем лучше. — Она восторженно смотрела на Лалелеланг, пока не поняла, что та уже начала смущенно переминаться с нога на ногу. — Знаете ли, ваш народ — такие маленькие прелести. Ваши украшения, естественные расцветки… Так и хочется поставить вас на солнышко и просто любоваться.

Сознавая, что фраза эта была задумана как комплимент, а не как непростительное нарушение этикета, Лалелеланг заставила себя принять ее как таковую. Чем дольше она проводила в обществе человека, тем спокойнее себя чувствовала. Годы напряженного изучения предмета давали себя знать. Сочетание небрежных оскорблений, физической и словесной прямолинейности, угрожающих жестов и неотесанной повадки — не говоря уже о тошнотворном запахе тела — к этому моменту давно превратили бы любого неподготовленного вейса в трепещущее от страха и омерзения жалкое зрелище.

Вероятно, ее визит может оказаться и не такой уж удручающей затеей. Она почувствовала прилив социально приемлемого аналога гордости.

Они притягивали к себе множество взглядов по мере того, как все дальше углублялись в комплекс. Других вейсов она не видела, да и не ожидала увидеть. Внимание не нее обращали в основном представители — все более многочисленные — Человечества, а также Массуда, Гивистама и даже тусклого вида жители Лепара, и все диву давались присутствию хрупкого представителя Вейса в такой компании.