Избранные произведения. Том I

Разом осадив своего коня, он соскочил на землю с проворством опытного циркового вольтижера, встал на одно колено, крепко уперся в него локтем и, удобно присев на правую пятку, положил ружье на вытянутую ладонь руки, не торопясь прицелился в круп лошади гаучо и примерно оценил расстояние, увеличивавшееся с каждой секундой. «Шестьсот метров… восемьсот…» — рассчитывал он, продолжая держать ружье на взводе, затем медленно нажал курок. Грянул выстрел, и не успел еще рассеяться дым, как Буало был уже снова в седле и несся во весь опор к тому месту, где на земле лежала издыхающая лошадь, а гаучо успел вскочить на ноги, держа наготове свой большой нож.

— Ага, забавный паренек! Вы захотели заставить нас заплатить несколько дороговато за ваше гостеприимство, не правда ли? Но не все путешественники так глупы, как вы полагаете… Брось сейчас же этот нож! Разве я похож на человека, который позволит себя прирезать как барана?.. Я даже не хочу убивать; я хочу только обезоружить тебя. Нельзя ведь знать, что может случиться. Ну, живо, давай сюда нож и твою пищаль также, хотя она стреляет не лучше любой палки… А-а… ты не хочешь! Ну так мы посмотрим!

Вне себя от страха и злобы ранчеро накинулся с ножом на молодого человека, несмотря на то что у того было в руках ружье, разворотившее буквально весь зад лошади.

— А-а-а, так ты к тому еще и смельчак! Что же, это я люблю! — воскликнул Буало и с безрассудной храбростью галла отбросил в сторону свое ружье и, отступив на два шага, встретил гаучо с ножом в руке. — Так, значит, будем драться на ножах! Ладно, зря я хотел тебя пощадить! — говорил молодой человек, парируя бешеные выпады гаучо своей обмотанной свернутым пончо левой рукой.

Сын пампы наносил бешеные удары, ревел и скрежетал зубами, но это продолжалось недолго.

— Ну, довольно! — гневно крикнул наконец молодой француз, теряя терпение. — На, получи же, если ты уж непременно хочешь! — добавил он и, воспользовавшись моментом, когда нож гаучо запутался в тяжелых складках толстой ткани пончо, он ударил его прямо в лицо своим крепким кулаком, сила которого удваивалась еще ручкой ножа, которую он держал зажатой в кулак.

Гаучо слабо вскрикнул, покачнулся и упал навзничь.

— Ишь ты, какой ловкий удар! Славно! — воскликнул за спиной Буало чей-то веселый голос.

— Не правда ли? — обернувшись, Буало сразу узнал голос маленького товарища, только что появившегося на месте происшествия с подбитым глазом. — В сущности, это все, чего я хотел; теперь лишим его возможности вредить нам и отпустим с миром: все же он оказал нам гостеприимство.

— Да, да, месье Буало, это очень благородно, что вы решили так поступить! К чему убивать человека без надобности? Он, очевидно, был плохо воспитан и потому, может быть, не знает даже, что поступил с нами как отъявленный мерзавец, а ваше великодушное прощение, быть может, послужит ему на пользу и заставит исправиться.

— Будем надеяться, — засмеялся Буало, — хотя, признаюсь, я мало склонен на это надеяться! Ну, подавай сюда нож! — приказал он гаучо. — Так, теперь ружье… Прекрасно! Я удовольствуюсь тем, что обломаю конец у твоего ножа и выкину кремень у ружья, а теперь можешь получить обратно то и другое!

— Это для того, чтобы ты мог купить себе другую лошадь вместо той, которую я застрелил. А затем советую тебе запомнить раз и навсегда, что грабеж — дело подлое и что жизнь человеческая неприкосновенна и священна… Я был твоим гостем и не забуду твоего гостеприимства, а потому дарю тебе жизнь, хотя и мог бы отнять ее у тебя…

Затем, пошарив в кармане, он достал оттуда горсть золотых монет и бросил их гаучо.

— Благодарю тебя за хлеб, соль и прощай!

Удивленный и недоумевающий гаучо смотрел попеременно то на одного, то на другого француза: их великодушие и щедрость поражали его. Злобный огонь в его взгляде мало-помалу погас. Наконец он низко склонил голову, и по его загорелой щеке медленно скатилась скупая слеза.

Он пошел медленно, как бы нехотя, не оглядываясь назад, и вскоре скрылся за рощицей масличных деревьев. Буало и Фрике вскочили на лошадей и в сопровождении остальных вьючных животных продолжили свой путь на северо-восток.

— Кстати, милейший Фрике, каким образом вы вылезли из-под лошади?

— Очень просто! Я выкарабкался из-под своего бедного коня, приподнял его, расседлал, взял другую лошадь и прискакал сюда как раз в тот момент, когда вы упражнялись в боксе!

— А что с вашим глазом? Как это с вами случилось?

— При падении вместе с лошадью я наткнулся на луку седла! Да это пройдет! Но вот что, скажите мне, чем вы зарядили свое ружье, что оно так разнесло круп этой бедной лошади, в которую вы стреляли с очень большого расстояния, насколько я себе представляю.

— Пулей, мой друг, простой разрывной пулей, изобретенной моим приятелем Пертюизе!

— Но ведь ваше ружье не заряжается пулями!

— У меня два ствола: один — гладкий, другой — нарезной. Как видите, изобретения господ Гринера и Пертюизе весьма полезны для путешественников в некоторых случаях жизни.