Саранна была уверена, что губы Гоноры на миг напряглись, как будто она повторила про себя это имя. А еще девушка была уверена, что хозяйка не обрадовалась тому, что услышала.
— Но… конечно, я догадываюсь, почему он торопился… у него дела с моим отцом, заказы из Нью-Йорка. Видите ли, мистер Сандерс… — снова прозвучал звонкий смех, на этот раз чуть принужденный, — я стала очень деловой женщиной. Мой отец любит рассказывать мне о своих соображениях. Теперь я могу, как попугай, рассуждать о кофе, о ценах и тому подобном, но мой бедный ум ничего в этом не понимает. Благодарю вас, дорогой мистер Сандерс, за то, что вы спасли это бедное дитя…
Услышав про «бедное дитя», Саранна внутренне ощетинилась, как кошка, на которую напали. И пожалела, что нельзя зашипеть.
— Отец просил передать, что будет ждать вас завтра утром, — продолжала Гонора. — И, конечно, вы с дражайшей миссис Сандерс должны пообедать с нами в субботу. Миссис Сандерс уже наверняка получила мое приглашение…
Чуть позже Саранна разглядывала свое отражение в зеркале высокого шкафа. У нее за спиной была спальня, достойная принцессы. Но на сей раз, со сдержанной иронией подумала девушка, спальню отвели настоящей, а не переодетой для маскарада, погонщицы гусей. Черная фигура девушки совершенно не вязалась с великолепием обстановки.
Саранна сняла шаль и шляпку, отказавшись от помощи чернокожей служанки, которая, когда девушка вошла, стояла на коленях у матросского сундучка, развязывая веревку. Теперь она осталась одна и могла посмотреть в лицо фактам.
Посмотреть в лицо фактам! Это выражение она за последние годы много раз слышала из уст матери. Мать могла мечтать о далеких путешествиях, но никогда не смешивала мечты с явью. Она всегда говорила, что следует хладнокровно и тщательно обдумать положение, не спешить, как иногда склонна была поступать Саранна.
Тем не менее Саранне пришлось поспешно менять свои планы и образ жизни, когда через два дня после маминых похорон внезапно нагрянул мистер Сандерс с совершенно неожиданным письмом от Джетро — того самого Джетро, о котором она до сих пор никогда не слышала. Ее уговорили пастор Виллис и его жена. Они были рады, что Господь внял их молитвам и Саранна нашла защитника и в свои семнадцать не будет больше одинока. Поэтому теперь — из-за того, что тогда она была подавлена горем и приняла их доводы, — теперь ей придется приспосабливаться к новой жизни, которая ожидает ее.
Эта комната, как Гонора, смотрела на Саранну свысока, словно говоря: вот как мы тут живем, и тебе не место в нашем доме. Из-за черноты платья, черноты, которая ничем не смягчалась, ведь вставка была того же траурного цвета (ах, как не понравился бы матери ее вид; мать терпеть не могла траурные наряды и всегда говорила, что траур нужно носить в сердце и не выставлять напоказ), кожа девушки утратила естественный цвет. От этого волосы, гладко причесанные и собранные в узел, казались неестественно яркими.
Саранна никогда не носила в доме чепец, но из немногих модных журналов, которыми пользовалась в своей работе мама, знала, что сейчас все женщины, старые и молодые, замужние и нет, носят чепцы. Теперь, разглядывая свои яркие волосы, она решила, что это единственное усовершенствование, какое она может внести в свой внешний вид за короткое время перед встречей с обитателями дома.
Саранна быстро распаковала свою шкатулку для шитья и отыскала кусок черного кружева. Работа успокаивала нервы. Девушка принялась шить. И уже примеряла импровизированный чепец, когда в дверь постучали.
После ответа Саранны вошла Гонора. На взгляд девушки, платье, в котором появилась ее «племянница» при их первой встрече, вполне годилось для бала. Но оно казалось очень скромным рядом с тем, которое было на Гоноре сейчас. Сиреневый цвет по-прежнему намекал на траур, широкая черная кружевная юбка, заполнившая дверной проем, колыхалась при каждом движении Гоноры.
Плечи Гоноры под шарфом из того же черного бархата были обнажены. А светлые волосы, тщательно завитые и уложенные локонами, лишь символически прикрывал чепец, в сравнении с которым самодельный чепец Саранны казался убогим и безвкусным.
— Где Милли? Она должна была распаковывать…
— Она мне не нужна… — начала Саранна.
— Вздор, конечно, нужна! Ленивая девчонка! Не позволяй ей прохлаждаться. За всеми слугами нужно следить, иначе они начинают отлынивать от работы.
Гонора без приглашения вошла и села на стул, с которого Саранна успела убрать свою шляпку. Женщина сразу перешла к делу.
— Ты в трауре, и потому тебе не нужно встречаться с обществом. К несчастью, я сегодня должна занимать деловых знакомых отца. Поэтому Милли принесет тебе еду сюда. Здесь тебя не потревожат.
«Вернее, тебя», — мысленно добавила Саранна. Гонора тоже носила траур, но, по-видимому, себя она не считала связанной ограничениями. Впрочем, Саранна не собиралась с ней спорить. Ей не хотелось участвовать в жизни этого дома ни сейчас, ни потом.