Стив придвинул деревянный стул, сел и начал прихлебывать чай. Том устроился в кресле и обхватил шишковатыми руками чашку.
— Настоящих богачей хоронили в золоте, — сказал он с расстановкой, глядя на идущий от чашки пар. — А одного так и в золотой маске, повторяющей его черты. В погребальном покое у него стояли золотые статуи жены, собак, детей — и золотые тапочки на ногах, — а по стенам мозаичные картины главных событий его жизни, сплошь из самоцветов…
— Врешь, — сказал Стив.
— Серьезно! Вы же видели развалины, и будете говорить мне, что люди, которые там жили, не осыпали своих покойников серебром?
— Но зачем? — спросил я. — Зачем золотая маска и все остальное?
— Затем, что они были американцы. — Старик отхлебнул чаю. — И это еще мелочь. — Он отрешенно взглянул в окно. — Будет дождь. — Снова отхлебнул, помолчал. — А зачем вам серебро?
Я промолчал — затея была Николенова, пусть сам и отвечает.
— Чтобы менять на вещи, — объяснил Стив. — Чтобы покупать нужное на толкучке. Путешествовать вдоль побережья, например, и выменивать в дороге еду. — Он взглянул на внимательное лицо старика: — Путешествовать, как ты в молодости.
Том пропустил последнее замечание мимо ушей:
— На все нужное вы можете заработать своим трудом. Например, рыбной ловлей.
— Так далеко не уйдешь. На себе, что ли, эту рыбу переть?
— Ты в любом случае далеко не уйдешь. Судя по всему, большие мосты разбомблены. Даже если и доберешься куда, местные оберут тебя и убьют, а нет — серебро все равно когда-нибудь кончится и тебе придется работать на тех же местных. Копать выгребные ямы или что-нибудь такое.
Мы сидели и смотрели на огонь. Дрова потрескивали. Стив упрямо вздохнул. Старик отхлебнул чаю и продолжил:
— Через три дня, если позволит погода, отправимся на толкучку. К твоему сведению, дальше, чем когда-либо. И новых людей там больше.
— В том числе мусорщиков, — сказал я.
— Не связывайтесь с молодыми мусорщиками, — сказал Том.
— Уже связались, — ответил Стив. Теперь вздохнул Том:
— И без того слишком много стычек и ссор. Зачем? Когда живых — раз, два и обчелся?
— Они первые начали.
В стекло ударили большие капли дождя. Я смотрел, как они стекают, и жалел, что у нас нет окна. Хотя дверь была закрыта, а небо — затянуто тучами, книги, посуда, лампы и даже стены слабо серебрились, будто подсвеченные изнутри.
— Не смейте драться на толкучке, — сказал Том. Стив тряхнул головой:
— Не будем, если они первые не начнут. Том нахмурился и сменил тему:
— Урок выучил? Стив мотнул головой:
— Работы было много… извини. Помолчав, я сказал:
— Знаете, что мне это напоминает?
— Что напоминает что? — спросил Том.
— Берег. Как будто сперва были только холмы и долины, до самого горизонта. Потом какой-то великан провел посередине черту, и все к западу от нее опустилось и стало океаном. Там, где черта разрезала холм, получился обрыв, а где долину — болото или пляж. Но везде по прямой, понимаете? Холмы не вдаются в океан, волны не заливают долины.
— Это разлом, — сказал Том задумчиво, словно сверяясь с книжкой у себя в голове. — Поверхность земли состоит из огромных плит, которые медленно ползут. Честно! Очень медленно — может быть, на дюйм за время вашей жизни, за время моей — на два, а мы живем за разломом, вдоль которого плиты соприкасаются. Тихоокеанская плита ползет на север, наш берег — на юг. Потому и прямая линия. И землетрясения — вы их помните — оттого, что плиты трутся. Однажды… однажды в старые времена землетрясением разрушило все прибрежные города. Дома падали, как в тот самый день. Начались пожары, нечем было тушить. Автострады вроде нашей встали дыбом, и поначалу никто не мог приехать, даже спасатели. Многие тогда погибли. Зато когда догорели пожары… понаехали отовсюду. Пригнали машины, привезли материалы, пустили в дело то, что осталось от домов. Через месяц на месте прежних стояли новые города, словно землетрясения не было в помине.
— Врешь, — сказал Стив. Старик пожал плечами:
— Так было.