Избранные произведения. Том I

— Ах, так вот оно в чем дело! Значит, это вы презентовали того великолепного огромного пса, который от короля ни на шаг не отходит и которого его величество назвал Ломбардцем?

— Назвал его Ломбардцем? Приятно слышать. Король — человек остроумный, — рассмеялся Толомеи. — Вообразите, ваше высокопреосвященство, что вчера утром…

Но банкир не успел рассказать историю о том, что произошло вчера утром, — в дверь постучали. Вошедший слуга доложил, что граф Робер Артуа просит его принять.

— Хорошо, сейчас приму, — сказал Толомеи, движением руки отпуская слугу.

Жан де Мариньи помрачнел.

— Мне не хотелось бы… встречаться с ним, — пояснил он.

— Конечно, конечно, — мягко подхватил банкир. — Его светлость Артуа любитель поговорить. Он повсюду будет рассказывать, что встретил вас здесь…

Банкир позвонил в колокольчик. Тотчас же раздвинулась стенная драпировка, и в комнате появился молодой человек в узком полукафтане. Это был тот самый юноша, который чуть не сбил с ног короля Франции.

— Послушай, племянник, — обратился к нему банкир, — проводи его высокопреосвященство, только не через галерею, и смотри, чтобы его никто не увидел. А это донеси до ворот, — добавил он, подавая два мешочка с золотом. — До скорого свидания, ваше высокопреосвященство!

Согнувшись в низком поклоне, Спинелло Толомеи облобызал великолепный аметист, украшавший руку прелата. Затем услужливо раздвинул перед ним драпировку.

Когда Жан де Мариньн исчез вместе со своим проводником, сиенец подошел к столу, взял подписанную бумагу и аккуратно свернул ее.

— Coglione, — пробормотал он. — Vanesio, ladro, ma pure coglione![3]

Теперь его левый глаз был широко открыт. Спрятав документ в ящик стола, банкир вышел из комнаты, спеша приветствовать второго посетителя.

Он пересек длинную светлую галерею, где стояли прилавки, ибо Толомеи занимался не только банковскими операциями, но и ввозил из заморских стран и продавал в розницу редкие товары всякого рода — от пряностей и кордовской кожи до фландрских сукон, от расшитых золотом кипрских ковров до арабских благовоний.

Целый рой приказчиков занимался с покупателями, двери не закрывались с утра до вечера; счетчики подбивали итоги, пользуясь для этой цели особыми шахматными досками, на которых раскладывались кучками медные бляшки, — всю галерею наполняло жужжание голосов.

Легко продвигаясь вперед, тучный сиенец кланялся на ходу знакомым, бегло просматривал цифры и тут же исправлял ошибку, распекал нерадивого приказчика или, бросив короткое niente, нет, отказывал просителю в кредите.

Робер Артуа стоял у прилавка, где было разложено оружие, привезенное из Леванта, и взвешивал на ладони тяжелый дамасский клинок.

Когда банкир дотронулся до локтя великана, тот резко обернулся, и тут же лицо его выразило то простодушие, ту веселость, какую Робер при случае охотно напускал на себя.

— Ну как, — спросил Толомеи, — опять ко мне?

— Уф! — тяжело вздохнул великан. — Хочу вас о двух вещах попросить.

— Догадываюсь, что первая — это деньги!

— Да тише вы! — проворчал Артуа. — И так весь Париж знает, что я вам, лихоимщику, целое состояние должен! Пойдем поговорим где-нибудь в укромном местечке.

Они вышли из галереи. Очутившись в своем кабинете и закрыв дверь, Толомеи сказал:

— Если речь, ваша светлость, идет о новом займе, боюсь, что мне придется вам отказать.

— Почему?

— Дорогой граф Робер, — степенно начал Толомеи, — когда у вас была тяжба с вашей тетушкой Маго из-за наследства — я имею в виду графство Артуа, — не кто иной, как я, оплачивал все расходы. Но ведь тяжбу-то вы проиграли!

— Вы же прекрасно знаете, что я проиграл ее только из-за подлости человеческой! — воскликнул Артуа. — Проиграл ее из-за интриг этой дряни Маго… Пусть она сдохнет!.. Шайка мошенников! И дали-то ей графство Артуа лишь для того, чтобы Франш-Конте в качестве приданого ее дочки вернулось в казну. Но если бы существовала на земле справедливость, я был бы пэром и самым богатым из всех баронов Франции! И я буду, слышите, Толомеи, буду самым богатым бароном!

Он хватил по столу своим увесистым кулаком.

— От души вам того желаю, дорогой мессир, — по-прежнему спокойно произнес Толомеи. — Но пока что вы проиграли процесс.

Куда делись елейные речи и плавные движения священнослужителя, которыми щеголял во время беседы с архиепископом Санским итальянский банкир! С Робером Артуа он говорил фамильярным, развязным тоном.

— Однако ж я получил графство Бомон-ле-Роже, а оно даст пять тысяч ливров дохода, и замок Конш, где я живу, — отрезал великан.

— Не спорю, — согласился банкир. — И все-таки вы мне даже гроша не вернули. Напротив того…

— Никак не могу добиться, чтобы мне выплатили мои доходы. Казна мне должна за несколько лет…

— Львиную долю этого долга вы взяли у меня. Вам требовались деньги, чтобы чинить крыши замка Конш и тамошние конюшни…

— Они же сгорели, — заметил Робер.

— Пусть так. И потом, вам нужны деньги, чтобы поддерживать ваших сторонников в Артуа.