Избранные произведения. Том I

— Мои люди наперечет известны, да и люди его высочества тоже, недаром же в этой стране все следят друг за другом, сосед следит за соседом; поэтому-то дело может сорваться в самом начале. Вот я и решил, что купец — конечно, такой купец, которому можно довериться, — более подходит для подобной роли. Ведь много ваших людей разъезжают по делам… Впрочем, письмо будет самое невинное, так что передатчику беспокоиться нечего…

Толомеи пристально взглянул в глаза великана, в раздумье потупил голову и потом, вдруг решившись, взял бронзовый колокольчик и позвонил.

— Постараюсь еще раз оказать вам услугу, — сказал он.

Драпировки, скрывавшие стену, раздвинулись, и показался тот самый юноша, который провел окольным путем архиепископа Санского. Банкир представил его гостю:

— Гуччо Бальони, мой племянник, недавно приехал из Сиены. Не думаю, чтобы стражи и приставы нашего общего друга Мариньи успели его хорошо узнать… Правда, вчера утром… — добавил Толомеи вполголоса, с притворной суровостью глядя на юношу, — вчера он так отличился, что сам французский король удостоил его взглядом… Ну, каков, по-вашему?

Робер Артуа окинул Гуччо внимательным взором.

— Хорошенький мальчик, — со смехом произнес он, — стан прямой, ноги стройные, талия тонкая, глаза как у трубадура, а взгляд с хитринкой… хорошенький мальчик. Это его вы собираетесь послать, мессир Толомеи?

— Он мое второе «я», — ответил банкир, — только похудее и помоложе. И вообразите, я сам был когда-то таким же, но — увы! — один лишь я остался тому свидетелем.

— Если король Эдуард заметит ненароком вашего посланца, боюсь, что мальчика нам больше не видать.

И великан залился громким смехом, к которому присоединились дядя и племянник.

— Слушай, Гуччо, — сказал Толомеи, насмеявшись, — тебе представляется случай ознакомиться с Англией. Отправишься туда завтра на заре, по приезде в Лондон остановишься у нашего родича Альбицци, с его помощью проникнешь в Вестминстерский дворец и передашь королеве — только помни, в собственные ее руки — письмо, которое сейчас напишет его светлость. Потом я тебе подробнее расскажу, как надо действовать.

— Я предпочел бы продиктовать письмо, — отозвался Артуа, — мне сподручнее обращаться с рогатиной, чем с вашими чертовыми гусиными перьями.

«Да еще и недоверчив ко всем прочим своим качествам, — подумал Толомеи, — не хочет оставлять после себя следов». Но вслух произнес:

— К вашим услугам.

Гуччо написал под диктовку следующее послание:

«То, о чем мы догадывались, подтвердилось, и к тому же самым постыдным образом. Я знаю всех действующих лиц и так их прижал, что, если мы не мешкая примем меры, улизнуть им не удастся. Но одна лишь вы располагаете достаточной властью, дабы совершить то, что мы задумали, и ваш приезд мог бы положить конец той мерзости, что чернит честь ваших ближайших родственников. Мое единственное желание — верно служить вам телом и душой».

— А подпись, ваша светлость? — спросил Гуччо.

— Вот она, — ответил Артуа, протягивая юноше железный перстень. — Отвезешь его королеве Изабелле. Она поймет… Да уверен ли ты, что сможешь сразу же попасть к ней? — добавил он с сомнением в голосе.

— Да, ваша светлость, — ответил за племянника банкир Толомеи, — государи Англии кое-что слышали о нас. Когда король Эдуард приезжал сюда в прошлом году вместе с королевой Изабеллой, чтобы присутствовать на празднествах, где вы вместе с королевскими сыновьями были посвящены в рыцари, — так вот! — король английский занял у нас, ломбардских купцов, сумму в двадцать тысяч ливров, которую мы собрали промеж себя, и до сих пор не соизволил вернуть долг.

— Как, и он тоже? — воскликнул Артуа. — Кстати, банкир, как же по поводу… по поводу того, первого, вопроса?

— Что поделаешь! Не умею я, ваша светлость, вам отказывать, — вздохнул Толомеи.

Он взял мешочек с пятьюстами ливрами и протянул его Роберу.

— Припишем эту сумму к прежнему вашему счету, равно как и дорожные расходы вашего посланца.

— Ах, банкир, банкир, — воскликнул Артуа, широко улыбнувшись, отчего просветлело все его лицо, — ты верный друг. Когда я заполучу графство, я назначу тебя своим казначеем.

— Надеюсь на вашу милость, — ответил Толомеи, склонившись в поклоне.

— А не выйдет, так захвачу тебя с собой в ад. Там мне здорово будет недоставать тебя и всего прочего.

И великан, размахивая тяжелым мешочком, будто детским мячом, направился к выходу. В дверях он нагнулся, чтобы не удариться о притолоку.

— Вы опять дали ему денег, дядюшка! — сказал Гуччо, укоризненно покачав головой. — А ведь вы сами говорили…

— Гуччо, мой милый Гуччо, — нежно возразил банкир (сейчас он смотрел вокруг себя обоими широко открытыми глазами), — на всю жизнь запомни одно правило: тайны великих мира сего стоят тех денег, которыми мы их ссужаем. Не далее как нынче утром его высокопреосвященство Жан де Мариньи и его светлость Артуа оба дали мне долговые обязательства, которые дороже золота и которые мы сумеем в свое время пустить в оборот. Ну а золото… мы уж как-нибудь восполним убыток.

Он задумался, потом сказал: