Избранные произведения. Том II

Георгий Георгиевич глядел, как медленно поворачивается, врезаясь в землю, труба, и думал: приходится жертвовать даже самым дорогим! Разве ему хотелось причинять зло своей Аглае? Нет, конечно. Разумеется, она свое отжила, надоела ему безумно своей отсталостью и ограниченностью. Но он был к ней по-своему привязан. Ведь она заботилась о Гоше — о родном сыночке. Она ходила с ним гулять, лечила, когда простужался, вытирала ему сопли и готовила с ним уроки. Спасибо ей за все это!

Георгия Георгиевича охватила тоска по сыночку, по своей кровинушке, по маленькому умнику. Как он там, оторванный от родных и близких? Но надо терпеть, мой сынок! Мы еще станем господами этого мира! Для этого нужны деньги, терпение, организация и целеустремленность!

Полотенц шевелил губами, беззвучно повторяя эти слова. Он готов был отдать жизнь за свою цель.

И если бы вы его спросили, зачем эти жертвы, он ответил бы — ради Гоши! Ради его будущего, ради счастья всех детей на Земле.

И это, конечно же, было бы неправдой. Разумеется, Полотенц-старший любил Полотенца-младшего, но больше всего он все же любил самого себя. Только в этом не признавался никому.

— Пробовали пускать мертвую воду? — спросил он, не поворачивая головы.

Василий Кох ответил:

— Был пробный пуск. Относительно небольшой.

— Почему без моего разрешения?

— Мы заготавливаем первую дозу эликсира по омоложению, — ответил начальник работ, который никого не боялся, даже Полотенца. Плевать ему было на начальство. Он уже отсидел и за убийство, и за грабеж, и за компьютерный вирус, и за неприличные стихи — многосторонний Кох. — Куда-то надо было деть отходы. Я и распорядился испытать трубу. Мы прогнали внутрь двадцать пять тонн.

— И куда вода пошла?

— А кто ее знает? Если молчат снизу, значит, все, кому она пролилась на голову, уснули навечно.

— Впрочем, — заметил Георгий Георгиевич, — мне уже докладывали, что в глубинах Земли жизни нет.

— А если и была, то теперь уж наверняка с ней покончено, — заметил Василий Федорович Кох, любимый племянник садистки Эльзы из Освенцима.

Глава 13

Обжора Юхан

Севе сразу и повезло, и не повезло.

Повезло в том, что гномик Юхан кое-что знал о пути в Подземелье.

Не повезло, потому что у Юхана оказался гадкий характер и он думал, что раз Сева в четыре раза меньше его, значит, должен ему во всем подчиняться. К тому же он убежден в том, что после Колумба он самый великий в мире путешественник.

Надо признать, что вечером того же дня, когда город огневых троллей остался далеко позади, именно гном закричал:

— Стоп! Табань!

А путешествие проходило так: спереди в байдарке плыл Сева, а сзади, кое-где пригнувшись, кое-где на корточках, двигался Юхан. Он непрестанно давал советы, большей частью совершенно ненужные.

Сева придержал байдарку. В том месте стены трещины сходились совсем близко, и гном с трудом протискивался.

Основное русло ручья уходило прямо, но направо под углом ответвлялся небольшой ручеек.

— Нам туда! — закричал гном. — Главное русло придет в озеро, из которого нет выхода. В прошлый раз я попал туда и провел в гроте два дня, пока выбрался назад.

— А что ты ел? — спросил Сева.

— Когда надо, мы, гномы, можем неделю обходиться без пищи.

Новый ручеек вывел их в небольшой зал, и они решили там переночевать. Гном требовал, чтобы Сева отдал ему все, что осталось в мешке.

Но Сева не согласился.

Гном ворчал о том, какая пошла невоспитанная молодежь, какое у Севы каменное сердце, но потом уснул на песочке у ручья. А Сева остался в байдарке. Мешок с остатками еды он положил под голову вместо подушки.

Ночью ему снилось, как он попал в бурю, его бросают и мотают крутые волны.

Он проснулся и не сразу сообразил, что он не в море, а в глубине Земли.

А где его спутник?

Вон храпит!

Сева уселся.

Чего-то не хватало?

Мешок был пуст.

Совсем пуст.

Этот негодяй, как обнаружилось после скандала, сожрал ночью всю еду.

— Честно скажу, не хотел, — оправдывался гном. — Думал, возьму кусочек хлебушка, утолю зверский голод, который так терзает меня. Но потом что-то со мной произошло. Я думал о природе, о лесах и траве, а мои зубы продолжали трудиться, пока не перетрудили некоторое количество пищи…

— Некоторое? Да там ничего не осталось!

Сева понял, что спорить не о чем.

Чуть не плача, он залез в байдарку.

— Ты прости меня, — сказал гномик Юхан. — Но беда — я так много скушал, что не могу подняться.

Сева даже не стал ему отвечать.

Голодный, немытый, злой и отчаявшийся, он дал течению ручейка нести себя дальше.

Теперь-то уж точно домой не вернуться.

И никто его не найдет и не спасет в этой черной дыре.

А ведь подлый гномик как-нибудь выберется. Не исключено, что он может месяц без еды обходиться.

Байдарка плыла неровно, то и дело утыкалась носом в стенку — не вписывалась в повороты. Тогда Сева, даже не думая об этом, отталкивался от стенки веслом и снова погружался в глубокое расстройство.

Наверное, разумный человек на его месте постарался бы возвратиться наверх знакомым путем. Но Сева точно знал, что на том пути нет ни крошки еды, а саламандры не смогут накормить его, даже если он целый день будет слушать их оркестр.