Избранные произведения. Том II

Он не был тупоголовым индейцем. Его попросили рассказать о себе, и он это тут же сделал. У индейцев из Анд объем легких больше, чем у обыкновенного человека, да и кровеносная система гораздо мощнее. А сердце его работоспособнее по меньшей мере в восемь раз по сравнению с сердцем человека, живущего у побережья. В результате по кровеносной системе проносится намного больше крови, и нервные клетки оказываются менее чувствительными к кислородному голоданию. Когда в высокогорные районы Перу и Боливии прибыли первые испанцы, оказалось, что невозможно разводить скот, свиней и птиц на высоте примерно десять тысяч футов. И лишь через поколение, прожившее на высоте в восемь тысяч футов, их потомки оказывались в состоянии давать жизнеспособное потомство на высоте в четырнадцать тысяч футов. Индейцы же жили в той местности до них с незапамятных времен.

От этих фактов и цифр у меня засосало под ложечкой. Я бросил взгляд на фиолетово-красную кожу Жозе и понял, что он вполне может стать марсианином. Впрочем, вне всякого сомнения уж я-то сам им стать не мог.

Раньше, чем Жозе, я увидел, что рядом с рельсами лежит какой-то предмет. Я-то знал о нем, и теперь только ждал, сколько же понадобится Жозе, чтобы заметить этот предмет. Прошло двадцать секунд, когда он указал на него рукой.

Я вздохнул. Зрение у него остается в норме, никаких признаков кислородного голодания.

— Начинайте тормозить! — приказал я.

Он с каким-то удивлением посмотрел на меня, и я понял, что он считает, что еще слишком рано. Он еще не понял, что для остановки поезда на Марсе требуется несколько больше времени. Хотя масса остается такой же, как на Земле, но весит-то она здесь меньше, да и сила трения поменьше. Со страшным скрипом колес поезд начал останавливаться, двигатель пыхтел и подрагивал.

Никого не было видно, только огромный мешок валялся рядом с рельсами. Я прикинул, что в этом мешке не меньше двух тонн скалистой массы.

— Я выйду наружу, — сказал я Джо. — Потом ты направишь потихоньку состав вперед, пока я не махну рукой тебе остановиться.

Он кивком головы подтвердил, что понял мои инструкции. Когда я распахнул дверь, Жозе приподнял воротник, а после того, как я спрыгнул на землю, он закрыл дверь.

Сейчас было не так морозно, как накануне. Кажется, примерно пятьдесят градусов ниже нуля. По моей команде длинный состав двинулся вперед и остановился, когда я махнул рукой. Затем я воспользовался небольшим подъемным краном, который мы называли «клешня», применяемый как раз в подобных случаях — для подъема больших грузов в вагоны с рудой. Вскоре я снова уже был в своей кабине.

— Теперь можешь прибавить ходу, — сказал я.

На спидометре стрелка поползла вверх, но когда она достигла отметки семьдесят миль в час, Жозе перестал наращивать скорость, пояснив это так:

— Я слишком мало знаю об этой местности, сеньор, чтобы ехать быстрее.

Я кивнул и сам стал управлять движением поезда. Стрелка спидометра медленно поползла дальше.

— Этот мешок, Билл, — начал Жозе, растягивая мое имя; он произнес его, как Би-и-лл, — кто положил его рядом с рельсами?

Я уже спрашивал себя, проявит ли он любопытство по этому поводу.

— Одна раса небольших мохнатых существ, — ответил я. — Но они очень застенчивые и робкие. Они живут под землей и добывают для нас руду. — Я ухмыльнулся при виде его замешательства. — Нам эта руда ни к чему, потому что обычно там оказываются только скалистые породы. Но нас интересует сам материал, из которого пошиты эти мешки, — тонкий, как бумага, совершенно прозрачный, но столь прочный, что может выдержать вес скалы в несколько тонн. Подобно паукам, плетущим паутину, они производят этот материал из своих тел. Но нам никак не удается втолковать им, что нам нужны только эти мешки.

Следующие пятьдесят миль мы преодолели, двигаясь со средней скоростью сорок восемь миль в час. Дорога шла строго по прямой линии, и мы словно скользили по льду. По обе стороны от железной дороги простиралась бесплодная песчаная равнина, не изменившаяся с того самого времени, когда я увидел ее в первый раз. Солнце поднималось вверх, и небо поголубело, впрочем, еще можно было различить звезды. Мы мчались по бесплодной пустыне под свист работавших на полную мощность паровых турбин и грохот передач, при помощи которых приводились в движение колеса. Мне казалось, что я уже не просто человек — я властелин колесницы Джаггернаута, нарушавшей извечную тишину планеты, на миллионы миль удаленной от планеты Земля.

Увидев холмы, издали казавшиеся низенькими высотами, я начал тормозить. На приборной панели замерцал красный огонек. Индикатор показывал восемь миль. Я выжал тормоз.

Жозе вопросительно указал рукой на мерцающий огонек.

— Песок на рельсах, — ответил я.

Это было царство дюн, где песок был настолько тонким, что его мог поднять в воздух даже слабый марсианский ветер. При движении он походил на колеблющийся дымок. До самого горизонта кружились эти песочные водовороты, и то тут, то там рельсы полностью исчезали под уносимым ветром песком.