Майя и Бун покатились со смеху. Другие пассажиры трамвая посмотрели на них — кто с ухмылкой, кто сердито.
Франческе, видела Энн, достались Надины пестрые любопытные глаза. Но это и все, что было в ней от Нади, больше сходств она имела с Артом, хотя в целом не была похожа ни на кого из них. Красавица.
Они подъехали к пляжной остановке. Это была небольшая станция с навесом от дождя, торговой палаткой, столовой и велопарковкой. Отсюда тянулось несколько проселочных дорог в глубь материка и широкая тропа между травянистыми дюнами, спускающаяся на пляж. Они вышли из трамвая — Майя и Энн, нагруженные сумками с полотенцами и игрушками, и орава детей.
День был облачный и ветреный. Пляж оказался чуть ли не пустынным. Быстрые низкие волны налетали на берег под углом, разбиваясь на мелководье перед самой сушей. Море было темным, в тусклом лавандовом небе елочкой были выстроены жемчужно-серые облака. Майя бросила свои сумки и вместе с Буном побежала к воде. На востоке у береговой линии раскинулась Одесса. В облаках над ней проглядывала брешь, и белые стены города сияли желтизной на солнце. Чайки, превозмогая дующий с моря ветер, описывали круги в поисках еды. Над волнами парил пеликан, а над ним — человек в птичьем костюме. Увидев их, Энн вспомнила о Зо. Люди умирали такими молодыми — в тридцать, сорок, пятьдесят лет. А некоторые — и не дожив до двадцати, когда еще могут только догадываться о том, что потеряют. А ведь были и такие, кто погибал детьми, — их жизнь обрывалась, как у лягушек при первых морозах. И такое по-прежнему могло происходить. В любой момент можно было просто взлететь на воздух и найти свою смерть. Хотя это было и маловероятно. Теперь, нужно признать, все было по-другому, и, если не будет несчастных случаев, эти дети проживут долгую жизнь. Очень долгую. Таким теперь было положение вещей в этом мире.
Друзья Никки предупреждали, что их дочь, Тати, лучше не подпускать к песку, так как она имела склонность набирать его в рот. Поэтому Энн попробовала удержать ее на узкой тропинке между дюнами и пляжем, но она с визгом вырвалась и, подбежав к остальным, удовлетворенно села в своем подгузнике на песок.
— Ладно, — сказала Энн, сдаваясь и садясь рядом с ней. — Только не ешь его.
Майя помогала Нанао, Буну и Франческе рыть яму.
— Сейчас дойдем до водяного песка и начнем строить замок, — заявил Бун. Майя, поглощенная копанием, кивнула.
— Смотрите, — крикнула им Франческа, — я бегаю вокруг вас кругами!
Бун поднял на нее взгляд.
— Нет, — сказал он, — ты бегаешь овалами.
Он вернулся к обсуждению жизненного цикла песочных крабов, которое вел с Майей. Энн уже видела его раньше: год назад он едва говорил — только простые фразы, как Тати и Нанао, вроде «Рыбка!», «Мое!», — но теперь он стал таким рассудительным. То, как у детей развивалась речь, было поразительно. В этом возрасте они все были гениями, и взрослым требовались многие годы, чтобы, как в искусстве бонсай, вырастить из них тех, кем они становились в итоге. Кто на такое осмеливался, у кого поднималась рука исказить это природное дитя? Ни у кого — и все же это происходило. Этого не делал никто, и это делали все. Хотя Никки и ее друзья, радостно собиравшие вещи в свое путешествие по горам, казались Энн вполне себе похожими на детей. А им было около восьмидесяти лет. Так что, может, этого больше и не происходило. Положение вещей в этом мире теперь было и таким тоже.
Франческа перестала наворачивать свои круги-овалы и вырвала пластмассовую лопатку из руки Нанао. Тот возмущенно завыл. Франческа отвернулась и встала на цыпочки, будто стремясь показать свое безрассудство.
— Это моя лопатка, — сказал Нанао ей через плечо.
— А вот и нет!
Майя едва подняла глаза.
— Верни.
Франческа протанцевала от них прочь вместе с лопаткой.
— Не обращай на нее внимания, — приказала Майя Нанао. Тот завыл с еще бо́льшим негодованием, и его лицо сделалось пунцовым. Майя строго посмотрела на Франческу.
— Так ты хочешь мороженое или нет?
Та вернулась и бросила лопатку в руку Нанао. Бун и Майя, снова погрузившись в процесс копания, не подали и виду, что заметили капитуляцию Франчески.
— Энн, ты бы не могла сходить в палатку за мороженым?
— Конечно.
— Возьмешь Тати с собой?
— Нет! — возразила Тати.
— За мороженым, — сказала Майя.
Тати задумалась и тяжело поднялась на ножки.
Взявшись за руки, они с Энн вернулись к палатке на трамвайной остановке. Они взяли шесть мороженых, и пять из них Энн понесла в сумке, а шестое Тати, по своему настоянию, начала есть по дороге. Ей пока не очень хорошо удавалось делать несколько дел одновременно, поэтому шли они медленно. Растаявшее мороженое стекало по палочке, и Тати, не разбираясь, слизывала его и с кулака.
— Вкусно, — приговаривала она, — осень вкусно.