Три четверти всей работы, конечно, занимает перенос вещей. Роджер начинает чувствовать, что выдерживает тяготы непогоды и большой высоты лучше, чем большинство остальных. Например, может нести груз быстрее. И даже при том, что к концу большинства дней он оказывается в состоянии, когда каждый шаг вверх равносилен агонии, наутро Роджер обнаруживает, что у него есть силы взять еще больший груз. Его кишечник приходит в свое нормальное состояние, и это большое облегчение — даже большая физическая радость. Возможно, его выздоровление связано с увеличением высоты, а возможно, высота просто еще не начала на него воздействовать. Как известно, она влияет на всех по-разному, и это не связано с физическими данными людей — на самом деле, пока не совсем понятно, с чем это связано.
Так Роджер становится главным носильщиком; Дугал называет его Роджером-шерпой, а Артур — Тенцингом[217]
. Основная задача теперь — выполнять бесчисленное множество необходимых действий с максимально возможной эффективностью, не допуская обморожений, чрезмерного дискомфорта, голода, жажды и истощения. Он напевает себе что-то под нос. Его любимое — восьминотный мотив, повторяемый басами в конце первой части Девятой симфонии Бетховена: шесть нот внизу, две вверху, и так снова и снова. И каждый вечер, когда он лежит в спальном мешке согревшийся и сытый, это маленькая победа.Однажды ночью он просыпается. Вокруг тихо и темно, но сон вмиг снимает как рукой, сердце колотится. Сбитый с толку, он думает, что ему, должно быть, приснился Спасительный выступ. Но затем он снова обращает внимание на тишину и понимает, что у него в баллоне закончился кислород. Такое случается примерно раз в неделю. Он снимает с него регулятор, нащупывает в темноте другой и подключается к нему. Следующим утром, когда он рассказывает об этом Артуру, тот смеется.
— У меня так же было пару ночей назад. Не думаю, что можно просто так спать с пустым баллоном. Ты же сразу весь проснулся, да?
Нагруженный вещами Роджер проходит по твердому поясу скалы такой питч, что в итоге вынужден дышать в маску с присвистом: овраги исчезли, вверху почти вертикальная черная поверхность, нарушаемая лишь одной трещиной от молнии, — там сейчас и протянуты перила с лямками, так что получается что-то вроде веревочной лестницы. Повезло, что не ему выпало ее прокладывать.
— Опять, наверное, Дугал постарался.
На следующий день он и Артур оказываются в ведущих и продолжают идти через этот пояс. Вести — совсем не то, что носить вещи. Однообразная, почти бездумная работа носильщика вдруг сменяется занятием, требующим предельной сосредоточенности и внимательности. Артур прокладывает первый питч и завершает его, захлебываясь от восторга. Лишь кислородная маска не позволяет ему завести с Роджером долгую беседу, когда тот берется прокладывать следующий. Роджер сам выходит вперед, ищет лучший путь. Прелесть ведения возвращается, и он ощущает удовлетворение, когда справляется со своей задачей. Полностью забыв о заботах носильщиков, он срабатывается с Артуром — который оказывается техничным и выносливым скалолазом. Этот день выходит лучшим с начала бури: они прокладывают пятьсот метров перил — весь свой запас. Затем быстро спускаются в лагерь и обнаруживают, что Айлин и Мари все еще там — собирают еду на будущее.
— Боже, да мы просто отличная команда! — кричит Артур, когда они рассказывают, как прошел день. — Айлин, тебе стоит почаще ставить нас вместе. Ты согласен, Роджер?
Роджер с усмешкой кивает Айлин.
— Было весело.
Мари и Айлин уходят в нижний лагерь, и Артур с Роджером готовят большую кружку тушенки. Они рассказывают друг другу истории о былых восхождениях, и каждая заканчивается словами: «Но по сравнению с сегодняшним — это ничто!»
Снова начинается сильный снегопад, и они оказываются запертыми в своих шатрах. Теперь все, что они могут сделать, это перенести припасы в верхний лагерь.
— Чертовски противно! — жалуется Мари, будто не в силах поверить, насколько все плохо.
После одного из таких неприятных дней Стефан и Артур оказываются в верхнем лагере, Айлин и Роджер — среднем, а Ганс, Мари, и Дугал с припасами сидят в нижнем. Буря лупит по шатру Роджера и Айлин так жестоко, что они уже подумывают навалить на него побольше камней, чтобы прижать к поверхности. Вдруг шипит радио — Айлин поднимает приемник.
— Айлин, это Артур. Боюсь, Стефан слишком перенапрягся.
Айлин опасливо хмурит лоб, вполголоса ругается. Стефан за последние два дня поднялся наверх из нижнего лагеря.
— У него сильная одышка, он отплевывает кровь. И говорит, как будто с ума сошел.
— Все хорошо! — кричит Стефан сквозь помехи. — Я в порядке!
— Заткнись! Ты не в порядке! Айлин, ты слышала? Я боюсь, что у него отек.
— Ясно, — отзывается Айлин. — Голова болит?
— Нет. Сейчас только легкие вроде бы. Заткнись! И я слышу, как у него грудь клокочет.
— Ага. Что с пульсом?
— Слабый и учащенный, да.
— Черт. — Айлин смотрит на Роджера. — Включи ему кислород на максимум.
— Уже. Только…
— Я знаю. Его нужно спускать.
— Я в порядке.