Избранные произведения. Том III

Ниггль был живописцем, хотя и не особенно выдающимся — отчасти потому, что ему приходилось заниматься еще и множеством других дел. Ниггль считал большую часть этих дел неприятными и докучными, но выполнял их добросовестно, когда не было возможности от них избавиться — а такое случалось чересчур часто, по крайней мере на его взгляд. В стране, где жил Ниггль, законы были весьма строгие. Но мешало Нигглю не только это. Во-первых, Ниггль порою попросту бездельничал и бил баклуши. А во-вторых, Ниггль был по-своему мягкосердечен — знаете, из тех добряков, которые не столько творят добро, сколько чувствуют себя неловко оттого, что им лень его творить. Однако все же временами Ниггль что-то делал, хотя это не мешало ему ворчать, гневаться и браниться — правда, в основном про себя. И тем не менее из-за своего мягкосердечия Нигглю зачастую приходилось оказывать всяческие услуги своему хромому соседу, мистеру Пэришу. А иногда Ниггль помогал даже малознакомым людям, если они приходили к нему с просьбой о помощи. Время от времени Ниггль вспоминал о предстоящем путешествии и довольно бестолково принимался упаковывать все, что под руку попадется. В такие моменты он тоже почти не занимался живописью.

Ниггль то и дело начинал писать все новые картины, но ни одной из них так и не довел до ума: замыслы этих картин по большей части были чересчур грандиозны для его таланта. Ниггль был из тех художников, которые лучше рисуют отдельные листья, чем деревья. Он всегда подолгу возился с одним-единственным листиком, стараясь уловить его неповторимую форму, и то, как он блестит на солнце, и как по краям его переливаются капельки росы. И все-таки Ниггль мечтал нарисовать целое дерево, и чтобы все листочки на нем были выписаны в одном и том же стиле, но при этом на всем дереве не нашлось бы двух одинаковых листьев.

Особенно много Ниггль возился с одной из своих картин. Сперва на ней появился лист, трепещущий на ветру, а за ним — дерево. Дерево росло, вздымая вверх бесчисленные ветви и выпуская причудливые корни. На ветвях селились неведомые птицы — им тоже надлежало уделить внимание. Потом вокруг Дерева и за ним, в просветах между листьями и ветвями, начала проступать целая страна: леса, уходящие за горизонт, и горы, увенчанные снегом. Ниггль утратил интерес к прочим своим полотнам. А часть из них просто взял и прикрепил к краям главной картины. И вскоре холст сделался таким большим, что для работы над ним Нигглю понадобилась приставная лестница. Он целыми днями лазал по этой лестнице вверх-вниз: тут добавит штрих, там что-то сотрет… Когда к нему кто-нибудь заходил, Ниггль держался довольно вежливо. Он сидел за столом, вертел в руках карандаш, слушал, что ему говорят, но все его мысли были прикованы к огромному полотну. Ниггль специально для него построил за домом, на том участке, где когда-то выращивал картошку, большой сарай.

Ниггль никак не мог избавиться от своего мягкосердечия. «Эх, был бы я малость потверже!» — иногда думал он, имея в виду, что предпочел бы не принимать близко к сердцу чужие неприятности. Но довольно долго его никто особо не беспокоил. «Во всяком случае, эту картину я непременно закончу — мою единственную настоящую картину! — прежде чем отправлюсь в это злосчастное путешествие!» — говорил он себе. Однако со временем Ниггль начал понимать, что до бесконечности путешествие откладывать невозможно. А потому пора было прекратить расширять картину и завершить хотя бы то, что уже начато.

В один прекрасный день Ниггль стоял перед картиной и разглядывал ее — пристально, как никогда, и в то же время отстраненно. Художник никак не мог понять, что же он сам думает об этой картине, и жалел, что у него нет друга, к которому можно было бы обратиться с этим вопросом. Он был ею абсолютно недоволен, и в то же время она казалась ему очень красивой, единственной по-настоящему прекрасной картиной в мире. Чего Нигглю хотелось в тот момент, так это чтобы в сарай вошел его, Ниггля, двойник, похлопал его по плечу и сказал (со всей очевидностью, от души): «Великолепно! Теперь я понял ваш замысел. Пожалуйста, продолжайте, продолжайте работать и ни о чем больше не беспокойтесь! Мы дадим вам государственную субсидию, чтобы отныне вы ни в чем не нуждались».