Избранные произведения. Том III

Наш любезный д-р Бек, которого пригласили к ним обратиться, сказал:

— Я вижу, какое образование вы получили, а потому мне остается лишь посоветовать вам дополнить его хорошей тренировкой с индивидуальным оружием.

К счастью, англичанам так и не пришлось воспользоваться оружием: генерал де Голль сумел напомнить их командованию, что, даже будучи разделенной, Франция — взрослая нация.

Со своей стороны, я довольно спокойно ждал, когда смогу покинуть свое место на радио вопиющих в пустыне и присоединюсь к военной миссии по связи и администрации, которую новый генерал де Буаламбер как раз организовывал.

В последние дни марта 1944 года моя жена Женевьева бежала из Франции и дала мне знать, что находится в Северной Африке, где разыскала свою мать. Что за внезапное нетерпение ее охватило?

В течение нескольких месяцев ее муж, брат и мать один за другим покинули Францию. Она же упрямо оставалась рядом со своим отцом-поэтом, чтобы оберегать его. Решила ли она, что он уже ничем не рискует? Верила ли, что обеспечила ему благополучное существование? Боялась оставить его в одиночестве или же видела, что он, по своему обыкновению, совершенно доволен жизнью?

Короче, она пустилась в авантюру. Впрочем, если судить по ходу войны, это не грозило ей особыми неприятностями. Она уже была в Алжире и рассчитывала вместе со своей матерью как можно скорее присоединиться ко мне в Лондоне.

Женевьева была из тех людей, что медлят испытать какое-либо чувство, а испытав, уже не меняются в нем. Они неспособны вообразить себе, что другие могут измениться. За несколько месяцев я преодолел горы и долины, и у меня были все причины не желать появления в моей лондонской жизни этих воскресших свидетелей иного существования. Я решил отговорить Женевьеву. И совершил тяжкую ошибку. Нельзя совать пальцы в нити судьбы, полагая, будто сможешь их расправить.

Выхлопотав себе задание, я приземлился в Алжире 1 апреля 1944 года. Через три дня, как гром среди ясного неба, вышло постановление английских властей, запрещающее въезжать в Великобританию и выезжать из нее, пока готовилась высадка в Нормандии.

Я попался в западню. Ну почему я не подождал эти три дня? Все бы устроилось по моему желанию. А так я потерял свое место в первом часу битвы, расстался с моей английской любовницей и оказался вынужден жить с той, встречи с которой отчаянно хотел избежать. И мог винить в этом только себя самого.

Я ненавидел эти месяцы в Алжире, но на самом деле я ненавидел самого себя. Осаждал пароходные конторы, ссылаясь на важный пост при высадке. Но какое для них имело значение, чей джип первым войдет в Дрё или Понтуаз — мой либо чей-то другой?! Я дошел даже до того, что попытался улететь «авиастопом», и оказался однажды ночью один-одинешенек и дурак дураком на аэродроме Орана, в то время как улетала моя надежда.

В Алжире тогда существовали только материальные трудности и мелкие интриги. У меня остались воспоминания лишь о более или менее костюмированных вечеpax, которые устраивал Дафф Купер, посол Великобритании, и о сделанных из бутылок стаканах, в которых в баре отеля «Алетти», самом элегантном месте Алжира, подавали тяжелое и терпкое вино.

Моей единственной поддержкой в те дни была чета Фор, и наша дружба с каждым днем становилась сильнее. Люс основала там свой журнал «Корабль» и вела его, не без достоинства, на протяжении тридцати лет. К этому изданию она с самого начала привлекла и меня.

Что касается Эдгара, то он всегда оказывался в нужное время в нужном месте, а потому, как можно лучше приспособившись к обстоятельствам, стал помощником управляющего делами при временном правительстве.

Самолет, наконец-то вернувший меня во Францию, плевался маслом над Атлантикой. Только что был освобожден Париж.

Глава 2

ДИВИЗИЯ ВЫЖИВШИХ

Британский battle dress — небесно-голубое кепи французской легкой кавалерии, — для своих вновь обретенных друзей я явился совершенным образом освободителя. Сам же я был несколько разочарован своими приключениями. Я даже не был приписан к какой-либо части. Понадобилось подняться до секретариата генерала де Голля, чтобы вновь обрести свой статус бойца.

Поскольку судьба не дала мне попасть в список героев, я хотел, по крайней мере, оказаться в списке свидетелей. Прекрасный сине-бело-красный приказ сделал меня офицером информационной службы, без точного прикомандирования. Я мог действовать на свой страх и риск и зависел только от себя самого. Свободный электрон.

Моей первой заботой было разъяснить моим соотечественникам, кто такие «свободные французы».

О де Голле знали все: это человек, который в одиночку взялся за микрофон на радио среди бури и скорби. Но его войска?