Избранные произведения. Том III

Казалось, что здесь втрое больше людей, чем те сто двадцать, которые спустятся сегодня на планету, разобьют там лагерь и начнут работать — искать давно умершие города, следы великих битв и остатки строений, столетия назад поражавшие воображение современников, и аналогии с вечностью, которой не бывает. Вот эта лаборантка станет очищать от зеленой окиси древние монеты, а эта отыщет почти целую мраморную статую, и мы будем восхищаться ею, собравшись после пыльного дня под рабочим куполом. А потом, может, через десять дней, может, через сто, наступит момент пресыщения — оно придет раньше, чем понимание умершего мира, и будет казаться, что нам все известно, а новые тысячи осколков и обломков уже ничего не дадут знанию. И лишь мой заместитель, не подвластный чувствам, будет докладывать каждый вечер, пощелкивая ногтем по инфорэкрану, что за день открыто захоронений столько-то, жилых помещений столько-то, строений культового назначения столько-то, больных в экспедиции нет, один сотрудник укушен змеей, один получил тепловой удар, а пропавший биоискатель обнаружен на тринадцатом раскопе, где он был легкомысленно забыт, хотя никто не признается в том, что легкомысленно забыл ценный прибор.

Я подошел к первому модулю и передал сумку ассистенту. Тот молча взял сумку и исчез с ней в чреве модуля. Никто не задавал вопросов, но гул в погрузочном отсеке стих — они смотрели на меня. Начинался ритуал, от которого я не в силах отказаться: сейчас я войду в разведочную капсулу, закрою за собой люк и один, за час до модулей экспедиции, опущусь на планету.

Это мое право и мое чудачество — провести первый час одному.

Пролететь, пройти будущие дни находок и разочарований, возвращения к жизни того, что окончательно умерло сотни лет назад, ощутить, впитать в себя весь этот мир за мгновение до того, как его вечный покой будет разрушен экскаваторами, металлоискателями, руками молодых людей, охотников, хищников по натуре, для которых гробоискательство — увлекательный спорт сродни, пожалуй, походу за грибами. Порой, в моменты дурного настроения, меня посещают мысли о безнравственности моей профессии. Ведь прийти на кладбище и разворошить могилу — преступление. Сделать то же с могилой, которой тысяча лет и в силу чего, казалось бы, ее неприкосновенность освящена временем, — это достижение археологической науки. Значит ли это, что и я в душе хищник? Не знаю.

Я попрощался с капитаном корабля и сказал заместителю, чтобы через час он начинал отправку модулей. Тот кивнул, но смотрел в сторону. Он не одобряет моих одиночных полетов, потому что они не предусмотрены инструкциями, подают плохой пример молодым ученым и чреваты опасностью. Местная фауна недостаточна изучена.

Я стартовал к планете, которая еще не имеет названия, если не считать цифрового кода и звездных координат. А через месяц или год по местному времени мы узнаем ее название, вернее, несколько названий, если на планете обитали разные народы и было там много языков.

Капсула пронзила слой кучевых облаков, прошла низко над снежными вершинами, которым еще предстоит дать имя, потом подо мной потянулась высокогорная пустыня. На пульте сверкнул, замигал огонек — там, внизу, работает партия геологов, их аппаратура засекла мою капсулу. Я набрал приветствие коллегам. Огонек вспыхнул ярко, подтверждая прием, и погас.

Я шел к северу, в умеренную зону, именно там когда-то находились крупнейшие города, да и работать в умеренном климате лучше. Если потом возникнет нужда, я отправлю партии в другие климатические зоны.

В районе, выбранном для первых раскопок, я снизил скорость и пошел на небольшой высоте, так что мог рассмотреть каждый лист на деревьях.

Лес покрывал эту равнину сплошным одеялом, лишь кое-где, в основном по берегам рек, встречались проплешины. Лес там сменялся редким кустарником, и я знал, что такие места следует проверить — там могли таиться остатки поселений.

И тут я увидел просвет — остаток дороги. Когда-то она была широкой, бетонной, лесу нелегко взламывать корнями бетон, и кое-где участки дороги остались почти нетронутыми.

Я опустил капсулу на бетон. Ему недолго оставалось прикрывать собой землю — широкие трещины, из которых вылезали кусты, исчертили его. На открытом месте грелась серая змейка с двумя головами. Она не испугалась меня — ей в жизни не приходилось видеть человека, да и крупных хищников здесь не водится. Почему-то змеи смогли приспособиться, когда погибли не только теплокровные, но и многие насекомые. Геологи сообщили нам, что в некоторых местах змеи буквально кишат. Но чем они питаются? Жаль, что забыл спросить.

— Ты чем питаешься? — обратился я к змейке. Она смотрела на меня в упор — обе головы поднялись, глаза — черными точками.

В кустах что-то зашуршало. Змейка распрямилась и скользнула в трещину бетона. Листья дрожали. Я непроизвольно опустил пальцы к поясу. Тихо. Неприятная тишина чужого мира. Разведчики обозрели эту планету поверхностно, и никто не знает, что же сохранилось под покровом леса, что нового возникло за прошедшие столетия.