Избранные произведения. Том III

Обрадованный синий выложил на стол какие-то бумажки, соединенные скрепкой. Хунта пристально посмотрел на них, и бумажки испарились. Вместо них появилась пачка красных десяток, перемотанная резинкой.

— Благодарствую, — искренне сказал синий.

— Гуляй, — ответил Хунта и сделал вольт.

Синий исчез вместе с деньгами.

— Что у тебя там? — бросил Кристобаль Хозевич в пространство.

В соседнем кресле нарисовался Почкин с кепкой-невидимкой в руке.

— Готово, — бодрым комсомольским голосом отрапортовал он и положил на стол распечатку.

Привалов аж высунулся из-под паутины. Распечатка была на вид знакомая, алдановская, свеженькая — прямо из АЦПУ[62]. Похоже, Почкин что-то рассчитывал на «Алдане» в его отсутствие. Некоторые навыки у него были, но чтобы Володя что-то делал без его, Привалова, помощи — это было крайне странно.

Хунта посмотрел на нее брезгливо.

— Ты мне чего принес? — спросил он. — Я что, буду в ваших расчетах ковыряться? Суть в чем?

Почкин не смутился.

— Суть, она такая, — сказал он. — Получается, что для наших нужд серьезной коррекции отсекателя не требуется. Достаточно переключить полюса. Ну то есть пустить наоборот. Раньше эта хрень отсекала мысли о деньгах, о комфорте и все такое. Все антиобщественное, короче. А после переключения будет отсекать общественное. Чтобы думали только о деньгах, комфорте, человек человеку волк и все такое. Кто не принимает новых реалий — у того шерсть. Только теперь не на ушах, а на попе. Можно жесткую сделать, чтоб бритва не брала, там коэффициентик есть поправочный…

— На попе? — Хунта издал короткий, как выстрел, смешок. — Это хорошо, Вова, что на попе. Нам теперь не публичный позор нужен, а тайный. Чтоб лошара знал, что он лошара. Но строго про себя. Особо жесткой тоже не делай, — распорядился он, — пусть бреются… — усмехнулся он. — А ты уверен, Вова? Да, кстати — Привалов знает, что ты на его машине что-то обсчитывал?

Володя гаденько ухмыльнулся:

— Я Сашу погулять отправил. Он мое указание выполнять не захотел, сученыш мелкий. А я на него морок навел. Надеюсь, его в виварий не занесет. А хоть бы и занесло. У нас там василиски некормленые.

— Ты кретин, Вова, — ровным голосом сказал Хунта. — У меня договоренность о публикации в Magical Research Announcements[63]. О методе трансцензуса Хунты. Скажи, Вова, ты мне доработаешь метод трансцензуса?

Вова наглости не растерял.

— Шеф, да зачем вам это? — вытаращился он. — Сейчас все дела по коммерции и по разборкам…

— Ты действительно идиот, Вова, — заключил Хунта. — Ты на Запад будешь ездить как советский коммерс? Я — нет. Мне нужна нормальная позиция. А единственная нормальная позиция, которую дают людям из этой страны, — научная. Науку мне сейчас делает Привалов. И он мне нужнее, чем ты, Вова. Таких, как ты, — вагон. Я с улицы возьму какого-нибудь мелкого подонка и за три дня всему научу. А таких, как Привалов, — один на институт. Это я тебе, Вова, говорю как математик.

— Шеф, да чего с ним случится? Насчет василисков — это я шутканул. К слову пришлось, — попытался отбояриться Володя.

— Нет, Вова. Это тебе не к слову пришлось. Это тебе к тому пришлось, что ты, Вова, сейчас пойдешь Привалова искать. Найдешь. Извинишься…

— Перед лошарой извиняться? — взвился Почкин и тут же захлопнул рот со стуком зубов: Хунта прижбулил его стандартным, но сильным вольтом.

— Если я тебе, Вова, велю извиниться перед лабораторным хомячком, ты пойдешь и попросишь у него прощения, — сообщил Хунта ровным голосом. — Так вот. Ты найдешь Привалова, извинишься. Включишь теплоту. Посидишь с ним. Выпьешь, если что. И только потом переведешь разговор на статью по методам трансцензуса. А когда он загорится — активируешь на ударный труд. В одно касание, вплоть до тетануса. Ночь пускай посидит, но чтобы завтра было готово.

— А Стеллка? — напомнил Володя.

— Вот сам к ней и сходишь, Вова. Или Эдика попросишь. Или бригаду кадавров пошлешь ее трахать! Но чтобы Привалова никто не отвлекал! Потому что отсекателем ведает Модест. И он может переключить его хоть завтра. После чего Привалова придется долго приводить в себя. Ты хоть это понимаешь, Вова?

— Понимаю, — буркнул Почкин.

— Выполняй, — сказал Хунта и Почкина не стало.

Кристобаль Хозевич достал папку с бумагами и в них углубился.

Привалов тем временем напряженно думал. Статья о численном методе Хунты у него была почти готова. Собственно, там осталось довести до ума одно преобразование. По этому поводу Саша хотел посоветоваться с Хунтой, потому и тянул.

Теперь же он принялся вспоминать историю совместного научного творчества с самого начала.

Математический талант у Саши был. Школьником он брал места на олимпиадах. Но дальше дело как-то не шло. Других детей обхаживали, зазывали в спецшколы и маткружки. На Сашу смотрели как на муху в супе, даже когда вручали почетные грамоты. В чем дело, он не понимал, но отношение чувствовал.