Маков постучал в дверь, но Иван не сразу понял, где это стучат. Все помыслы его были настроены только на одну волну: «Трижды и ещё раз», — а остальные звуки доходили до сознания с большим запозданием. Наконец он понял, что кто-то хочет войти, сорвался с дивана, открыл дверь.
— Привет и лучшие пожелания! — объявил с порога Маков. — Чего загрустил, добрый молодец? Почему дома сидишь?
— А что мне ещё делать? Садись.
Пётр сел, оглядел комнату. Всё кругом было натёрто и начищено так, словно хозяйничала здесь опытная женская рука.
— А сёстры твои где?
— В пионерлагере.
— Книжки читаешь?
— Читаю.
Пётр взял книжку, взглянул на обложку и бросил на диван.
— Это нами ещё в глубокой юности читано.
— А я вот сейчас читаю.
— Ясно! Культурно растёшь? — засмеялся Маков. — Я за тобой пришёл. Чего ты сидишь дома, как монашка в келье? Пойдём на стадион, там сегодня бокс, финальная встреча! Первенство области! Одевайся! Пошли! — командовал Пётр.
Иван послушался.
Да, он пойдёт на стадион. Ничего не случилось в его жизни, ничто не сломает его.
— Сейчас оденусь, — сказал он, направляясь в другую комнату.
Пётр подошёл к окну и оглядел широкую панораму завода. Солнце клонилось к горизонту. Скоро семь.
— Ты про Кирилла Сидоренко ничего не знаешь? — крикнул он Ивану.
— А где он?
— В Дружковке. Бить тебя похвалялся, ребята слышали.
— Ты пришёл предупредить меня?
— Я пришёл, чтоб с тобой вместе на бокс идти, — оторвался от окна Маков, — вот и всё. Понял?
— Понял.
— А с Кириллом что-то мы не так сделали. — Маков стал серьёзным. — Я уже думал, думал. Будто всё сделано правильно, а на сердце кошки скребут.
— Вот и я тоже думал, — сказал Железняк. — Озлобили мы парня, а объяснить, видно, не сумели…
И потеряли человека… — И, как бы испугавшись чересчур серьёзного тона, Маков запел: — «Полюбить ты меня полюбила, удержать ты меня не смогла…»
— А зачем ты поешь, когда тебе петь не хочется?
— Кто это тебе сказал?
— Сам вижу.
— Ничего ты не видишь. Ясновидец! — снова скорчил гримасу Пётр. — Я — как соловей, когда захочу, тогда и пою. Пошли на бокс!
…Белый квадрат ринга был установлен на стадионе в центре сектора, который полукругом охватывает беговая дорожка. Тут обычно отводятся места для прыжков и толкания ядра, а теперь вырос небольшой квадратный помост, и на нём на столбиках были туго натянуты, словно нарисованные, белые линии канатов. На помосте, застланном упругим войлоком и покрытом брезентом, ещё никого не было, но вокруг ринга ходили люди в халатах или тренировочных костюмах.
А на другой дуге трибуны шумел народ. Иван заметил тут людей, которых никак не ожидал встретить на стадионе. Что уж говорить обо всех калиновских ребятах, когда даже прадед Михаила Торбы и тот сидел в шестом ряду, и глаза его, красноватые, воспалённые, горели от азарта.
Алексей Михайлович сидел чуть выше, он приветливо помахал рукой, увидя Железняка.
— О, ты тоже тут? А я думала, что тебя бокс не интересует, — услыхал Иван около самого уха шёпот Сани Громенко.
Она всегда появится там, где её не ожидают!
— А ты, должно быть, уже в какого-нибудь чемпиона влюбилась? — вместо него ответил Маков. — Идём, Санька, сядем где-нибудь с нами.
— Нет, не пойду. Железняк что-то очень сердитый, Боюсь, укусит. — Она засмеялась и исчезла в толпе.
Они нашли места чуть повыше помоста ринга.
— Смотри, смотри! — толкал Ивана локтем в бок Пётр. — Смотри, вон там в зелёном халате Семён Климко.
— Кто такой?
— Ты не знаешь, кто такой Климко? Вечный позор на твою голову!
— Ну, скажи, чтобы я знал.
— Семён Климко уже месяц чемпион Луганской области. Он бьётся в среднем весе, а побеждает тяжеловесов.
Из громкоговорителя раздался голос:
— Финальная встреча боксёров лёгкого веса! Мосолов — Горловка, Перепелица — Енакиево. Судья на ринге — Богушевич. Три раунда по три минуты.
На помост быстро выскочил невысокий юноша в чёрных трусиках и белой майке. Высоко подстриженные волосы с коротким чубчиком делали лицо боксёра воинственно-задорным.
— Перепелица! — послышалось на трибунах.
Боксёр наступил ногой на канат, подтянул рукой второй и помог пролезть в это отверстие судье и своему противнику. На ринг кто-то положил две пары коричневых боксёрских перчаток. Около столбиков появились секунданты. Судьи уселись на стульях с трёх сторон ринга.
Боксёры стояли в углах, исподлобья поглядывая друг на друга.
Вдруг прозвучал низкий мелодичный звук, чуть похожий на церковный звон.
— Гонг! Начали! — нетерпеливо крикнул Пётр. — Мосолов! Вперёд!
Что-то скомандовал судья — в шуме слова разобрать было невозможно. Боксёры сошлись, неуклюже, обеими руками пожали друг другу перчатки, сделали круг, словно в вальсе, и сразу повернулись друг к другу, сжавши кулаки, уже готовые к бою.
Они начали разведку, ловко уклоняясь от ударов, подставляя перчатки под кулак противника; они танцевали по рингу, передвигаясь упругими и плавными шагами; они старались найти слабое место соперника, чтобы сразу бросить туда всю силу хорошо натренированных мускулов.