Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

«При тебе высадили дверь беседки второй раз?» — спрашивает ее капитан. А она и отвечает: «При мне». — «А дальше что было?» — спрашивает он. — «Все!» — отвечает фру. Тут капитан улыбнулся и гово рит: «До чего ж ясный и недвусмысленный ответ, его понимаешь буквально с полуслова». Фру промолчала. «Чем покорил тебя этот шалопай, если не считать, что он помог мне однажды выбраться из затруднительного положения?» — спрашивает капитан. Фру на него поглядела и отвечает: «Он т ебе помог?» — «Да, — говорит капитан, — он за меня поручился». — «Я этого не знала», — говорит фру. Тут капитан у нее спрашивает: «Он и в самом деле тебе про это не рассказывал?» Фру замота ла головой. «Впрочем, какая разница, — говорит он, — знай ты об этом раньше, все равно ничего не изменилось бы». — «Ты прав, не изменилось бы, — сперва ответила фру. А потом: — Нет, изменилось бы». — «Ты в него влюблена?» — спросил он. Она ответила вопросом на вопрос: «А ты в Элисабет?» — «Да», — ответил капитан, а сам улыбается. «Ладно же», — протянула фру, когда получила такой ответ. И оба долго молчали. Первым заговорил капитан. «Ты правильно мне советовала хоро шенько подумать. Я так и сделал. Я совсем не такой уж пропащий, ты можешь не поверить, но все эти кутежи никогда не доставляли мне радости. И, однако, я кутил. Но теперь баста!» — «Что ж, для тебя это очень хоро шо», — говорит она, «Твоя правда, — ответил он, — но было бы лучше, если и ты за меня порадовалась бы», — «Нет уж, пусть теперь Элисабет за тебя радуется», — ответила фру. «Ах да, Элисабет! — только и сказал он и покачал головой. Потом они опять надолго замолча ли. — Что ты теперь собираешься делать?» — спросил наконец капитан. «Обо мне, пожалуйста, не заботься, — сказала фру протяжно, — если ты захочешь, я могу стать сестрой милосердия, если ты захочешь, я мо гу остричься и стать учительницей». — «Если я захочу, — повторил он, — при чем тут я, решай сама». — «Сперва я должна услышать, чего хочешь ты», — сказала она. «Я хочу остаться здесь, — сказал он, — а ты по доброй воле предпочла изгнание». — «Ты прав», — сказала она и кивнула.

— Ох! — в один голос воскликнули мы. — Господи, может, еще все уладится! — сказал Нильс и поглядел на нас — что мы думаем.

Два дня после отъезда капитана фру с утра до вечера играла на рояле. На третий день Нильс отвез ее на станцию. Она собралась к своей матушке в Кристи анссанн. Теперь мы остались совсем одни. Фру не взя ла с собой ничего из своих вещей. То ли она хотела показать, что все это чужое, то ли когда-то все и впрямь принадлежало капитану, а она не желала ничего чужо го. Ах, как это было печально…

Перед отъездом Рагнхильд получила от фру наказ никуда не отлучаться. Вообще же бразды правления перешли к стряпухе, и ключи теперь хранились у ней. Так, пожалуй, было удобнее для всех.

В субботу капитан взял увольнительную и наведался домой. «Впервые за несколько лет», — пояснил Нильс. Он держался молодцом, хотя жена от него уехала, и был трезвый как стеклышко; мне он дал четкие и яс ные указания относительно разметки леса, он сам хо дил со мной и показывал: рубить все подряд, даже молодняк, тысячу дюжин. «Меня не будет три неде ли», — сказал капитан. Уехал он в воскресенье под ве чер. Теперь он держался уверенней и больше был похож на себя, чем раньше.

После того как сев был наконец закончен, а кар тофель посажен, Нильс и мальчик могли и вдвоем управиться с повседневной работой. Я взялся за раз метку.

Жилось мне в ту пору неплохо.

Стояла теплая, дождливая погода, и в лесу мне ка залось сыровато, но я исправно туда ходил, не смущаясь этим обстоятельством. Потом дожди сменились жарой, я возвращался домой светлыми вечерами, и мне в охотку было то починить водосточный желоб, то по править скособоченные оконца, под конец я даже извлек пожарную лестницу и принялся соскребать старую отставшую краску на северной стене риги. Славно будет, если я за лето смогу заново покрасить ригу, краски-то уж давно дожидаются.

Иное неудобство мешало мне теперь и в лесу и до ма: ведь одно дело работать при хозяевах, другое — без них. Оправдывалось мое давнее наблюдение, что рабочему человеку приятно иметь над собой старшего, если только он сам не ходит в старших. Взять хотя бы наших девушек, они делают все, что им заблагорассу дится, и на них нет управы, — Рагнхильд и скотница весело болтают за обедом, иногда повздорят, а стряпуха не всегда умеет их разнять. Просто сил нет это тер петь. В довершение всех бед кто-то из наших побывал на выселках у моего дружка Ларса Фалькенберга, нашептал ему про меня и заронил подозрение в его сердце.

Однажды вечером Ларс пришел к нам, отвел меня в сторону и потребовал, чтобы я у них больше не показывался. Он был и смешон и страшен сразу.