— Я тоже танкист, — сказал тот, чья кровать стояла рядом с кроватью отца. — Сожгли меня, гады!
— А я моряк, — сказал другой. — Замерзал в Норвегии. Ни черта, братцы, выше головы, мы им ещё покажем, где раки зимуют!
И хотя все понимали, что даже надеяться смешно, — всё же порой верили в возможность чуда науки и медицины, когда из беспомощных инвалидов они стали бы вдруг полноценными людьми… Но в сердае вновь стучалось трезвое ощущение реальности, душу окутывала чёрная безнадёжность, и эти переходы от горячего воодушевления к отчаянию безверия были убийственны. И опять в палате звучала песня, старая песня военных лет, впервые услышанная, когда все они, ветераны, были молодыми солдатами, больше четверти века назад.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Прошло немало лет со дня той первой встречи. Каждую субботу в четыре часа Лука Лихобор появлялся в госпитале. Был только один длинный перерыв — служба в армии. И когда на пороге девятой палаты показался он, демобилизованный сержант, в лётной форме без погон, ладный, подтянутый, отец впервые за всё время заплакал — так ясно увидел он себя, молодого, здорового.
В палате произошли изменения: умер лётчик — койка его стояла у стены слева. Повезли — в который уже раз! — на операцию танкиста. Моряк и отец — пока на своих местах, постарели, конечно, но не сломлены, всё ещё воюют, старые солдаты. На освободившихся койках новые, незнакомые инвалиды, тоже танкист и лётчик. Откуда они, ведь войны давно нет? Скорей всего сокращается число госпиталей, сливаются один с другим.
— Вымираем, как мастодонты, — сказал отец, посматривая на маленький экран недавно установленного телевизора — хоть и небольшое, а всё-таки окошко в живой мир.
И снова — от субботы к субботе, от свидания к свиданию — пятьдесят два раза в году. Для Луки Лихобора эти встречи стали необходимостью. Теперь они, отец и сын, были по-настоящему близкими людьми, и Лука, выросший без родителей в детском доме, став взрослым, тянулся к родной душе, как саженец дерева тянется к солнцу.
Субботними долгими вечерами они говорили обо всём на свете, но больше всего отца интересовал, бередя душу воспоминаниями, его родной завод. Именно заводских новостей ждал он всегда с нетерпением. И хотя год от года завод разрастался, впитывая в себя всё новые и новые тысячи рабочих, хотя почти не осталось там людей, которые могли бы помнить фамилию Лихобора, ветерану казалось, что знают его на заводе все, и сын не разочаровывал отца. Заводскую газету, еженедельную многотиражку, Семён знал чуть ли не наизусть и, даже понимая, что не все события отражались в ней, считал себя не только свидетелем, но и соучастником всех заводских дел. Поздравления завкома с Новым годом, Первым мая или Днём Победы были для него лучшим подарком, самым большим праздником. Хорошо, что там, в завкоме, не забывали их посылать.
Обо всём говорили отец и сын, но одной темы упорно избегал младший Лихобор — не хотел рассказывать отцу о своей личной жизни. Сложно и совсем не так, как хотелось бы, складывалась она, эта личная жизнь. Ему бы встретить молодую девчонку, влюбиться бы в неё без памяти, повезти её во Дворец бракосочетаний в большом чёрном автомобиле, народить целую кучу смешных ребятишек, почувствовать радость и заботы, которые всегда ходят рядом в большой, весёлой семье.
Но вместо молоденькой девчушки в жизнь его вошла Оксана Хоменко, красивая женщина с пышными черносмоляными волосами, карими глазами и крепким характером. Она была старше Луки Лихобора, но разница лет пока мало сказывалась на их чувствах и отношениях. Муж её всё время скитался по дальним командировкам, дочка ходила в школу, свободного времени у Оксаны было больше чем достаточно.
Она была хороша собой, ничего не скажешь, очень хороша, и могла бы, конечно, найти себе более интересного человека, чем Лука Лихобор, но остановила свой выбор на нём.
Познакомились они на встрече Нового года в заводском клубе. Она была с мужем в обществе нескольких офицеров с их жёнами, весело пила шампанское, а потом жгучий коньяк и не сразу заметала Лихобора. Где-то далеко за полночь, когда смешались все весёлые компании, Лука пригласил её танцевать.
— Поехали, — весело сказала Оксана, мягко кладя руку ему на плечо.
Статная, высокая, она была всё же значительно ниже Луки, и для того, чтобы заглянуть ему в лицо, ей приходилось чуть-чуть откидывать голову, и тогда приоткрывались и вздрагивали её полные и яркие губы.
Всегда молчаливый, Лука на этот раз шутил и подсмеивался над своей неловкостью, она тоже охотно смеялась, весело и беспричинно.
— Спасибо, мне было приятно с вами, — сказала Оксана, когда умолкла музыка.
— Мне тоже, — улыбнулся Лука, и странно было видеть счастливую улыбку на его строгом лице с высоким, выпуклым лбом над васильково-синими глазами.
— Пригласите меня ещё через час, — не то попросила, не то приказала Оксана.