Луке Лихобору захотелось, чтобы в столовой сегодня было что-то особенно вкусное и вообще было бы как никогда весело, светло, чисто. Столовая сорок первого цеха ничем не отличалась от тысяч других таких же стандартных заводских столовых. Возьми пластмассовый поднос, ставь его на блестящие рейки и двигай вдоль ряда салатов, заливных рыб и тарелочек с кружочками нарезанных колбас; бери что хочешь, пока не доедешь до тарелок с супом и борщом. А дальше — шницели, котлеты, рисовые бабки и, наконец, кисель и компот. Ничего особенного, но всё чисто и вкусно. Почему раньше Лука не обращал внимания на столовую? Неужели хочется, чтобы цех понравился этому бородатому стиляге? Ты что, может, и вправду хочешь сделать из него настоящего рабочего? Он же, рисуясь своей откровенностью, прямо тебе сказал, зачем пришёл на авиазавод, ничего не утаил.
— Ну, как обед?
— Тебе очень хочется, чтобы мне понравился? Обед стандартный, не хуже, но и не лучше, чем в других столовых. Теперь всё на свете одинаково. Скоро манную кашу от шашлыка не отличишь. Мамин бутерброд, конечно, вкуснее.
Он подождал минуту, надеясь услышать мораль на тему «маменькиных сынков», но Лихобор промолчал.
— Пойду-ка съем его, — сказал Феропонт. — Признаюсь, люблю поесть.
— Приятного аппетита.
В комнате партбюро Лука застал Горегляда. Мастер посмотрел на токаря с опаской, но настроение у Луки было мирное.
— Он что, сошёл со страниц журнала «Перец»? — спросил Лука.
— Не понравился?
— Ничего сказать не могу. Пока не знаю… Молод ещё очень, зелёный совсем, занозистый.
— Ну вот и воспитай из него рабочего. — Горегляд провёл указательным пальцем по своим подстриженном усикам. — Отец его — большой человек, генерал.
— Отчего же сын не пошёл по военной линии?
— Я тоже спросил его об этом. Говорит, ненавижу приказы. Дома сыт ими по горло. Понимаешь, Лука, этот мальчишка сейчас как глина, из него что хочешь можно вылепить…
— Не выйдет из него рабочего. Никогда!
— Может, да, а может, и нет. Это, между прочим, и от тебя зависит. Я тебе самого трудного паренька выбрал…
— Как говорят, спасибо за доверие, — в сердцах сказал Лука. — Хлебну я с ним сладкого до слёз.
— Вот это я тебе обещаю! Можешь не сомневаться.
Они разошлись, до крайности недовольные друг другом. Мало в жизни Луки Лихобора забот и неприятностей, так ещё новую мороку ему подсунули. Подожди, подожди, какие же у тебя особые заботы? Отец? Так это вечное и непоправимое горе, как неизлечимая рана: вроде и не очень болит, а покою не даёт. Оксана? Горе или, может, только кажется таким? И это всё? Пожалуй, маловато для того, чтобы считать себя несчастным человеком.
Всю смену ученик отсидел на своём табурете, смотрел на руки Луки Лихобора, но думал, конечно, не о работе, хотя каждое движение токаря не проходило мимо его внимания.
«Нужно отбыть год на заводе, — думалось ему, — но только чтобы без моральных потерь, чтобы не стать похожим на этого Луку Лихобора и его товарищей, не лишиться главного — индивидуальности. Те все одинаковы, все похожи друг на друга, а вот он, Феропонт Тимченко…»
Чем отличался он от этих, стоявших у токарных станков парней, сразу не приходило на ум, но думать о своём превосходстве над ними было приятно. За десять минут до конца смены Лука сказал:
— А теперь помоги мне.
Феропонт проворно вскочил с табурета, словно хотел подчеркнуть свою готовность выполнить любое задание.
— Слушаю, товарищ наставник.
Назвать Луку «боссом» он уже не рискнул, вспомнив о недавнем неприятном для него разговоре.
— Давай-ка вычистим станок. Первая заповедь рабочего: передай смене станок таким — хоть показывай на выставке. Вот тебе концы, начинай со станины. — Бросил Феропонту большой клубок чистого тряпья, сам взял такой же, взглянул на ученика: — Не нравится? Никто за нас с тобой этого не сделает. Давай.
Парень преодолел отвращение, или, скорее, чувство унижения, которое вызывал в его сердце любой приказ.
Дома ему даже за веник не приходилось браться… Так то было дома, там мама, там размеренный, годами устоявшийся быт, где чистота была возведена в наивысший, чуть ли не священный принцип. И вот на тебе! И всё потому, что сочинение на свободную тему он написал с ошибками. О, будьте прокляты все сочинения на свободную тему, а вместе с ними и инструкторы типа Луки Лихобора! Ну, хорошо, нужно драить станок — будем драить.
Дело оказалось далеко не лёгким. Лука умел находить стружки в таких уголках, что было просто непонятно, как они туда попали.
— Ты смотри, и сюда залезли, — приговаривал Лука, ловко орудуя концами и щёткой, будто выгонял из щелей назойливых тараканов.
Помогая ему, Феропонт молчал. Где-то в глубине его души закипал гнев, но на ком сорвать его, парень не знал и потому оставался внешне спокойным и снисходи-тельно-ироничным.
— Все, — сказал Лука, — теперь полный порядок.
Ученику вдруг страшно захотелось именно сейчас найти хотя бы маленькую стружечку, незамеченное пятнышко грязи, но всё сверкало чистотой. И в самом деле станок — хоть завтра на выставку. И потому пришлось невыразительно повторить:
— Теперь полный порядок. А дальше что?..