Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

— Мне бы такой… мне бы такой самолёт тогда… — повторял он сквозь слёзы. — Не лежал бы я теперь в этой проклятой дыре…

— Тогда не могло быть таких самолётов, — рассудительно сказал отец. — Тогда и турбореактивных двигателей не существовало…

— А должны были существовать! — зло крикнул лётчик, потом умолк и немного погодя сказал: — Лука, вытри мне слёзы… И прошу прощения. Когда такое чудо видишь, сердце разрывается от зависти. Ведь на нём кто-то будет летать! Понимаете вы, летать!

— Рождённый ползать, летать не может, — сказал сапёр.

— Убить тебя мало. Ты злой, — решил лётчик.

— Вот это проще пареной репы, — ответил сапёр. — Брось мне на морду подушку, и всё. На том свете встретимся, спасибо скажу.

— Хватит, дурачьё! — раздался сердитый бас Семёна Лихобора. — Жить будем. Нужно жить. Наперекосяк пошёл наш разговор. — И вдруг, вспомнив, весело воскликнул — Ага, ты видел, как бежала наша Майола?

«Она уже успела стать «нашей» в этой палате…» — подумал Лука.

— Конечно, — ответил он и с удивлением заметил, как лица инвалидов тронула улыбка. Даже сапёр, которому было всё равно, жить или умереть, и тот улыбнулся.

— Отлично бежала, — сказал лётчик. — Пусть зайдёт, мы ей спасибо скажем. Это уж не спорт, а настоящее искусство.

— Больно нужно ей сюда заходить, — снова испортил возникшее было радостное настроение сапёр.

— Она вернулась? — спросил отец.

— Не знаю…

— А ты должен знать, — думая о чём-то своём, строго сказал Семён Лихобор.

— Скоро узнаю, — ответил Лука.

Не станет же он рассказывать старому, как по нескольку раз в день сдерживал себя, чтобы не набрать знакомый номер… В квартире на Пушкинской теперь, пожалуй, все дни напролёт звонит телефон и на звонки отвечают устало и даже раздражённо, и как-то не очень хотелось вставать в эту длинную очередь почитателей и болельщиков. Ну, ладно, там посмотрим, как оно будет.

— Узнай, — кратко сказал на прощание отец.

— Непременно узнаю, — ответил сын. — Будьте здоровы.

Лука вышел из седьмого корпуса и в сумерках рано наступившего прохладного вечера увидел Майолу, только на этот раз она не сидела на скамейке, а медленно прохаживалась по дороге, держа в руке небольшой бумажный, перевязанный крепкой бечёвкой свёрток.

— Здравствуй! — Она бросилась ему навстречу. — Я уж заждалась…

Лука чуть было не задохнулся от радости.

— Чудесно ты бежала, — сказал он и совсем неожиданно для себя обнял девушку и поцеловал в обе щеки. Совсем близко были губы, которые не отстранились, не испугались поцелуя, но Лука даже подумать не мог о такой дерзости.

— Видел?

— Конечно! Специально телевизор купил. Ты свободна сейчас?

— Вечер свободный, но его придётся провести с родителями. — ответила Майола. — Нужно было бы зайти в госпиталь. Но, пожалуй, не сегодня…

Она хотела сказать, что соскучилась по Луке и потому жалко даже минуту отдать кому-нибудь другому, но язык не повернулся произнести такие слова, было как-то неловко. Зато Луке всё было ловко, всё позволено говорить.

— Я очень по тебе соскучился, — сказал он.

— Правда? — Майола остановилась, посмотрела на него сияющими глазами.

— Конечно, правда. Как же иначе? Ты так великолепно бежала, так радостно было смотреть на тебя…

— Сама не знаю, как получилось. — Майола сияла счастливой улыбкой. — Я, наверное, здорово разозлилась, когда приняла эстафету на метр после Дэвис. И я должна была догнать! Понимаешь, должна! Это — удивительное чувство, и рассказать о нём трудно. Но когда оно возникает, то уж никакая сила на свете…

— Знаешь, — Лука счастливо засмеялся, — вот и видимся мы с тобой не так уж часто, и друзья с тобой недавние, ещё и полгода не прошло, как познакомились, а вот ты уехала, и что-то изменилось вокруг, каким-то другим стал Киев, словно опустело всё…

— Ты вспоминал обо мне? — прозвучал обычный вопрос всех влюблённых.

— Разумеется. Все вспоминали.

— Все, — разочарованно протянула Майола, потом решительно добавила: — Я о тебе тоже иногда вспоминала, даже в телевизор прошептала: «Привет, Лука!» Ты понял?

— Понял. Только не поверил. Подумал, что в те минуты тебе было не до меня.

— Вот видишь, оказывается, ошибся. — Майола тихо и беспричинно рассмеялась: люди часто смеются от счастья. — Знаешь, давай пройдёмся пешком, что-то не хочется спускаться в метро, ничего, мама с отцом подождут.

— Ты когда приехала?

— Сегодня, прилетела. В два часа.

— Ясно. — Лука не удивился, словно было вполне естественным и понятным, что девушка, едва успев переступить порог своего дома и поцеловать мать, даже не повидав отца, бросилась в госпиталь.

Значение слов Майолы дошло до него чуть позже, минуты через две-три, тогда он от удивления остановился.

— Подожди, ты прилетела и сразу пришла сюда?

— Конечно. Сегодня же суббота.

Душу Луки охватило смятение: выходит, прав отец… Но ведь он, Лука, на восемь лет старше Майолы и сможет ли ей ответить таким же чувством и дать полное счастье? Здесь нужно быть предельно честным. Отец сказал: если не звучит ответная струна в твоём сердце, отойди в сторону, исчезни…