Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

Они неотрывно смотрели на большой экран, где, завладев пространством, бежала Майола. Она бежала широкими шагами, и тело её словно повисло в воздухе, замерло, даже волосы были неподвижны. Напряжённо работали, покоряя расстояние, длинные сильные ноги да руки, которые помогали широкими резкими взмахами.

— Первая! — в упоении вскрикнул Феропонт, когда Майола грудью разорвала тонкую, невидимую на экране телевизора финишную ленточку.

— Отлично бежала! — согласился генерал.

— Сейчас будут награждать победителей, — объявил диктор.

И они снова увидели Майолу, только теперь уже не строгую и напряжённую, а улыбчивую, весёлую, счастливую. Гордо неся свою маленькую головку с пышной причёской, поднялась она на пьедестал почёта, на его высшую ступень, и замерла. Рядом, но чуть ниже, стали румынка и шведка. Гимн Советского Союза прозвучал над стадионом.

— Это, пожалуй, великое счастье, когда в твою честь в присутствии сотни тысяч людей играют гимн, — задумчиво сказал генерал.

— Примитивно и скоротечно, — заметила Ганна Мстиславовна.

— Счастье бывает, скоротечным, это правда, — сказал генерал, — а примитивным никогда.

— Вы не о том говорите, люди! — выкрикнул Феропонт. — Отец, ты посмотри, какие у нашей Карманьолы немыслимо красивые ноги!

— Они действительно очень красивы, но говорили мы о самом главном, — ответил генерал.

— И всё-таки ты палач собственного сына, — сказала Ганна Мстиславовна: ей было не до красивых ног Карманьолы…

И нужно же так случиться, чтобы слова её оказались чуть ли не пророческими…

В кабинет директора авиазавода, своего старого знакомого, генерал вошёл, как громовержец, с твёрдым намерением не только покарать виновных, но и защитить всю молодёжь Советского Союза от возможности повторения подобных случаев.

Директор, лет пятидесяти с небольшим седой человек в очках, со звездой Героя, встретил Тимченко приветливо, однако без улыбки и предложил присесть в кресло.

— Я уже звонил прокурору республики, — начал генерал, — и он даст следственным органам соответствующее указание… Но прежде всего я сам хочу разобраться в этом деле. Нужно защитить нашу молодёжь от злостной халатности некоторых ротозеев.

— Простите, я не понимаю, о ком вы говорите. — Толстые стёкла директорских очков холодно сверкнули. — Я никого не собираюсь защищать. Виновные, в том числе, возможно, и я, будут наказаны. Ваши чувства я хорошо понимаю и глубоко сожалею о случившемся. Что там в больнице?

— Пока всё ещё не пришёл в себя. И неизвестно, будет ли жив. — Генерал горестно помолчал, сдерживая своё волнение. — Вероятно, сильное кровоизлияние в мозг, хотя череп не повреждён. Медицина, собственно говоря, бессильна, спасти его может только молодость… — И вдруг умолк, испугавшись взрыва собственных чувств, утраты контроля над собой.

Директор это понял, терпеливо подождал, давая генералу время успокоиться, потом сказал:

— Будем надеяться на лучшее.

— Как это случилось? — спросил Тимченко.

Директор протянул генералу несколько соединённых скрепкой листков бумаги.

— Вот объяснения инструктора, мастера и рабочих, которые работают на соседних станках.

Генерал, несмотря на солидный возраст, читал без очков и гордился своим орлиным зрением, но на этот раз буквы плясали перед его глазами, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы понять значение прочитанных строчек.

Хозяин терпеливо ждал, пока гость справится со своей тяжкой работой. Он наблюдал, как в глазах Тимченко появлялись оттенки различных чувств: обиды и гнева, горя и возмущения, недоверия и насмешки.

Генерал дочитал объяснения, даже перевернул последний лист, чтобы убедиться, не написано ли там ещё что-нибудь, положил листки перед собой на стол, прижал их большой, с набухшими венами рукой.

— Значит, так. — Он мгновение подыскивал слово. — Эти инструкторы-наставники твердят, будто мой идиот сын намеренно сунул бороду в кулачковый патрон. На их месте я придумал бы более убедительную версию. Не очень-то умных сотрудников вы себе подобрали!

— Да, мои сотрудники не все гениальны. — Директор делал скидку на состояние и чувства генерала, который хорошо это понимал и потому раздражался ещё больше. — Они не утверждают, что ваш сын нарочно ткнул бороду в патрон, очевидно, он просто наклонился, а кулачок зацепил волосы…

— Куда же смотрел инструктор?

— Вот об этом самом я и хочу с ним поговорить.

Тихо, словно извиняясь за необходимость вмешаться в серьёзный разговор, зазвенел один из телефонов, стоявших на столе слева от директора. Тот снял трубку, послушал и приказал:

— Пусть входят. — И, обратясь к генералу, добавил — Сейчас вы их всех увидите.

Они вошли друг за другом, смотря себе под ноги. Лишь Лука Лихобор вскинул взгляд на директора, на генеральские погоны и снова потупился. Сесть им директор не предложил, и потому все трое выстроились перед столом: на левом фланге хмурый Гостев, потом коренастый, внешне спокойный горегляд, на правом — длинный, чуть ли не на голову выше своих товарищей, откровенно взволнованный Лука.