Избранные произведения. В 3 т. Т. 1: Место: Политический роман из жизни одного молодого человека

─ Чай остынет, ребята, ─ сказал Анненков и снова улыбнулся.

Началось чаепитие почти что в полном молчании. Вернее, может, и мелькали какие-то незначительные реплики, какие из приличия сопровождают обычно чаепитие в компании, но все они как бы проходили мимо меня, ибо я «вдыхал» Машу, сидящую рядом со мной. Именно вдыхал ее аромат, как бы закусывая им чай, чрезвычайно оттого вкусный и бодрящий. Так в блаженстве прошло минут десять, пока вдруг не раздался звонок в дверь, причем настойчивый и беспрерывный. Так звонят только от возбуждения в радости или в тревоге. Все переглянулись.

─ Похоже, Пальчинский, ─ сказала Лира, ─ его манера.

«Пальчинский, ─ подумал я, ─ это еще кто? Значит, шестой?»

Пальчинский этот, во-первых, чрезвычайно соответствовал своей фамилии, ибо был не то что малого, но, вернее сказать, совсем хрупкого и нежного телосложения. Было ему лет тридцать, не менее, но на лице играл юношеский румянец. Ворвавшись (иначе не скажешь) в комнату, он тут же выпалил, словно боясь, что кто-нибудь похитит у него новость.

─ Подтвердилось, ─ крикнул он, ─ мне удалось точно установить, что в 1940 году велись переговоры о выдаче гестапо не только немецких коммунистов, но и евреев.

На мгновение наступила тишина. И не то чтоб крайняя новость испугала людей, живущих в атмосфере политических слухов и нашептываний. Всех невольно поразило радостное возбуждение Пальчинского, сообщавшего эту ужасную новость.

─ Известие о выдаче Сталиным немецких коммунистов уже фигурировало в западной печати, ─ сказал Пальчинский, ─ но насчет евреев ─ это впервые… Это может создать нашему обществу имени Троицкого международный авторитет…

─ Не кричи, ─ осадил его вдохновение Виталий, ─ ты-то откуда знаешь?

─ Я сам видел списки видных советских евреев, которых должны были передать гестапо в первую очередь… Ну, копию списков, конечно.

─ А где же ты их видел? ─ спросила Лира.

─ Видел, ─ сказал Пальчинский, ─ вернее, честно говоря, я беседовал с человеком, который их видел… Но он настолько авторитетен и заслуживает доверия, что это как бы я сам видел. Вы ведь знаете, что гестапо организовало всемирную перепись евреев, это знают все. Но то, что они потребовали статистические данные о советских евреях, это мало кому известно. А то, что такие сведения они получили, это никому не известно, и здесь уж мы можем о себе заявить… Это сведения всемирные.

Глаза его блестели, румянец расплылся по всему почти лицу. «Маньяк, ─ подумал я, ─ и стремится к всемирности. Настойчив, но, к счастью, неопытен и разболтан, как и я ранее». Ну почему же неизвестно? ─ сказал Виталий. ─ Я слышал какую-то историю о том, что немецкой разведке удалось похитить статистические данные о советских евреях.

─ В том-то и дело, что утечка информации была умышленная, ─ крикнул Пальчинский, ─ да и к тому же речь шла не просто о выдаче информации, но и о физической выдаче для начала видных советских евреев… Михоэлса и так далее… Но помешала война… Человек, занимавшийся этим, потом был расстрелян вместе с Берией… И как бы концы в воду… Но нет, шутишь, ─ Пальчинский кому-то погрозил пальцем и засмеялся, ─ такие сведения могут быть тут же опубликованы на первой полосе лондонской «Таймс».

─ Мы служим не лондонской «Таймс», а России, ─ сказал Виталий. ─ Наша задача ─ борьба с антисемитизмом легальным, законным путем. Мы не антисоветчики. А от ваших сведений попахивает политическим бандитизмом и идеологической спекуляцией.

─ Вот как, ─ сказал Пальчинский, разом преобразившись, так что лицо его искривилось гримасой и в голосе явилась та самая хрипотца, которая характерна для гневливой мании. ─ Вот как, ─ повторил Пальчинский, ─ ваша деятельность напоминает мне легальный онанизм в психлечебницах, ─ и он захохотал.

─ Пальчинский, ─ крикнул Виталий, ─ здесь женщины! Я тебе морду набью!…

─ Только попробуй, ─ разошелся Пальчинский. ─ А где же наш вождь, этот нестареющий юноша Иванов? (Отсюда я сделал вывод, что Пальчинский, не знавший об аресте Иванова, давно уже не был в организации имени Троицкого либо вообще бывал здесь наскоками. Иванова он явно не любил, претендуя, очевидно, сам на роль лидера.) Вот уж у кого физический недостаток, ─ продолжал Пальчинский, ─ хоть в него и влюблена некая особа и, казалось бы, в таком недостатке надобности нет…

─ Мерзавец! ─ крикнула Маша, побледнев.

Я тоже, кажется, сразу побледнел, ибо почувствовал на лбу холодок и почти в забытьи бросился к этому Пальчинскому. Но наткнулся на Анненкова, который встал между нами.

─ Не надо, ─ сказал Анненков, поглядев на меня с какой-то дрожащей (у него дрожали губы) улыбкой. ─ А вы уходите, ─ повернулся он к Пальчинскому.

─ Ну хорошо же! ─ крикнул Пальчинский. ─ Я выхожу из вашей ничтожной организации…

─ А вы давно уже из нее исключены, ─ отозвалась Лира. (Вот почему Маша назвала пятерых, а не шестерых.)

─ Ах, так! ─ крикнул Пальчинский и вдруг сделал непристойный жест.