Избранные произведения. В 3 т. Т. 1: Место: Политический роман из жизни одного молодого человека

─ А насчет Гаврюшина подтвердилось, ─ спокойно и жестко сказал подполковник, сверху вниз глядя на лежащего секретаря обкома, как смотрел он неоднократно на лежавших у его ног при допросах, ─ подтвердилось, Лейбович он… ─ И лишь сообщив это, подполковник вышел и сказал секретарю: ─ Мотылину врача, у него обморок…

─ Пошлите вызов, ─ прошептал Мотылин секретарю, который, подхватив об руки, силился поднять его, ─ вернее, сообщите… Толкунову передайте (Толкунов ─ второй секретарь обкома), то есть я о том, что необходим вызов внутренних войск.

─ Они уже разгружаются на станции, ─ ответил секретарь.

И действительно, внутренние войска, вызванные по иным каналам, уже разгружались и приступили к действию. Четко и умело взаимодействуя, оцепляли они охваченные беспорядками кварталы. Оружие применяли в крайнем случае, но если уж применяли, то со знанием дела. Поджоги общественных зданий и грабежи винных лавок были пресечены, застреленные при оказании сопротивления увезены в морг. Арестованные, минуя городскую тюрьму, сразу же отправлялись на вокзал, где их ждали эшелоны. Таким образом, они единым махом отсечены были от мятежных мест и лишь через двое суток пути, по прибытии в совершенно незнакомую и спокойную область обширной России, в просторах которой затихает, задохнувшись, и кажется ничтожной любая местная смута, лишь по прибытии туда присмиревшие, усталые и голодные арестованные прошли допрос и пересортировку, в результате которой многие впоследствии были освобождены.

Но прибытие внутренних войск и восстановление порядка началось с десяти утра. Когда же я выбежал на улицу, разбуженный выстрелами, в городе царила атмосфера полнейшей анархии и безнадзорности, то есть атмосфера, приятная для буйного ребячества лесостепной, задавленной порядком натуры. «Маша, ─ тревожно подумал я, ─ к Маше надо… к Маше…»

В управлении все от меня отмахивались, никто и слушать меня не хотел. Наконец в коридоре я увидел знакомого следователя, ведшего при мне допрос Орлова.

─ Послушайте, ─ крикнул я ему, хватая за локоть, чтоб удержать, ибо и он первоначально отмахнулся, ─ послушайте, мне надо назад… в район…

─ Не сходите с ума, ─ ответил следователь, ─ там тоже бог знает что творится… Начальник милиции убит… Вот так…

─ Послушайте, ─ не пуская руку, говорил я, ─ у меня там жена…

─ Жена, ─ удивленно повернулся ко мне следователь, ─ каким образом, вы разве местный?

─ Да, ─ ответил я, намереваясь соврать, но, тут же сообразив, что в командировке указано иное, поправился: ─ то есть нет… Но все равно… Жена…

─ Ладно, ─ сказал следователь, который торопился, которому некогда было вникать в мои проблемы, ─ идите во двор, скоро оттуда отправится милицейская машина.

Я даже не поблагодарил, побежал во двор и успел в самый последний момент, ибо машина уже трогалась. Милицейская машина, в которой помимо меня и шофера сидело двое милиционеров, вооруженных винтовками, доехала до какого-то села и там остановилась, завернув во двор сельсовета. Почему и зачем это ─ я не знал. В висках у меня стучало, и было сухо во рту и больно, дурные предчувствия мучили меня.

─ Тут до города километров шесть, ─ сказал мне вслед один милиционер. (Вслед, ибо едва мне показали дорогу, как я сразу же пошел.)

─ Только поосторожней, ─ крикнул второй.

Городок встретил меня тишиной и пустотой, то есть из разговоров я ожидал худшего, особенно после индустриального центра, где гремели выстрелы и пахло газом. Здесь же воздух был вкусным и чистым, и когда, ища дорогу к станции, я оказался в городском парке, птичий галдеж и беспечно и плавно облетающие листья меня и вовсе успокоили и родилась надежда, что моим дурным предчувствиям не суждено сбыться. Но едва я подошел к дверям старухи, приютившей Машу, как новый приступ страха овладел мною. Я постучал. Я стучал долго. Наконец я принялся колотить в дверь ногами. Минут через десять я догадался крикнуть:

─ Послушайте, я за женой…

Дверь тотчас же открылась. Оказывается, старуха все время стояла под дверьми и слушала, но не отпирала и не подавала голоса. Увидав меня, старуха запричитала.

─ Что? ─ крикнул я. ─ Где моя Маша?…

И тотчас же увидел ее, лежащую на старушечьей койке и по-детски протягивающую ко мне руки. В этом ее порыве ко мне было так много от покинутого ребенка, от одинокой и слабой, нуждающейся во мне души, что, бросившись к ней, я забыл обо всем, я перестал различать обстоятельства и время и не сразу даже заметил, что Маша горяча и в лихорадке, а глаз у нее нездоровый и неосмысленный.

─ Снасильничали нас, ─ плача сказала у меня за спиной старуха, ─ видать, беглые арестанты… Попить попросились и снасильничали. Уж и меня, старую-то, помучали, а ей-то как, молодой?