Избранные произведения в двух томах. Том 1

Так что тетка Дарья и не стала упираться, когда ее в сенях обнаружили и втолкнули в комнату. Лаяться ни с кем не стала, села на табуретку.

Однако, завидев в руке Леночки Роговой сверкающее никелем ротовое зеркало, тетка Дарья ахнула, надломила пальцы, заголосила, будто по себе самой — покойнице.

— Перестаньте, — приказала Леночка. — Ничего страшного.

Тетка Дарья голосить продолжала. До тех пор пока Леночка не сунула ей в рот стержень с зеркальцем на конце: тут уж тетке Дарье голосить стало невозможно, и она только вращала выкаченными глазами, побелевшими от страха.

— Во рту человека обитает множество микробов, — рассказывала между тем Леночка Рогова всем присутствующим, разглядывая в зеркальце горемычные Дарьины зубы. — Они находят там все необходимые условия для существования… Пожалуйста, не вертитесь. Если не чистить зубов, не полоскать рта, количество мельчайших организмов во много раз увеличивается. В плохих, разрушенных зубах живут миллионы микробов…

Все присутствующие согласно кивали Леночкиным словам, друг на друга поглядывали: вот, дескать, чего только не придумают ученые люди.

Но когда Леночка извлекла из своего чемоданчика «клювики» — не очень симпатичные на вид щипцы, тетка Дарья взвыла неистово, а некоторые наиболее близкие ей подружки и соседки тоже взялись подвывать от жалости.

— Тише! — рассердилась Леночка. — Вы мешаете мне работать.

— Ох, больно… — заранее стонала тетка Дарья.

— Больно не будет. Я удалю корень без боли, — заверила Леночка.

И вынула из чемоданчика шприц «Рекорд», флакон с раствором новокаина.

От первого укола в десну тетка Дарья едва не свалилась с табуретки. После второго укола на нее будто столбняк нашел. А третьего укола тетка Дарья даже не почувствовала — заморозило…

Через минуту все было кончено. Корень тетки Дарьи благополучно выскочил из гнезда, а сама тетка Дарья — сияющая, изумленная — выскочила из амбулатории и стремглав кинулась в правление колхоза: рассказать председателю (он ей родня) про то, как ей зуб рвали. Без боли.

— Следующий, — сказала Леночка Рогова.

* * *

А под окном сельской амбулатории к тому времени собрались табунком — с гармошками и без гармошек — неженатые мамыльские сердцееды. И среди них — самый удачливый и самый неженатый сердцеед на селе Гришка Лызлов.

Парни влезали на завалинку и, расплющив о стекло носы, заглядывали внутрь. Во все глаза — глаз эдак в двадцать — смотрели они, как Леночка колдует над своими инструментами. На инструменты смотреть им, конечно, было не очень занятно. То ли дело — на Леночку…

— Вот это девка! — сказал один.

— Красивая, — согласился другой.

— Ничего, сойдет… — заметил третий.

Но этого третьего тотчас ухватил за воротник Гришка Лызлов и, оторвав от завалинки, кинул куда-то в соседний огород, причинив хозяевам ущерб в три вилка капусты.

Леночке Роговой, однако, уже надоели заоконные зрители: свет они застят, отвлекают внимание.

Она повернулась к окнам и, нахмурив широкие темные брови, в упор посмотрела: на одного, на другого, на третьего, на четвертого и так далее. И один за другим отклеивались от стекол расплющенные носы, одна за другой оседали наземь, исчезали представительные фигуры.

— Коронка зуба покрыта эмалью, — продолжала рассказывать Леночка. — Это самая твердая и самая прочная ткань человеческого организма. Сталь выбивает из нее искры…

Но не тут-то было.

В сенях затопали. В сенях забубнили голоса — будто заговор. Дурашливо хохотнул чей-то тенорок. И медленно отворилась дверь.

— Привет, — сказал один.

— Добрый вечер, — сказал другой.

— Доброе утро, — сказал третий.

— Здравствуйте, — ответила Леночка.

Сидевший поодаль Федор Петрович засопел настороженно. И поправил очки.

— Вы ко мне? — осведомилась Леночка, сипим пламенем спиртовки обмывая иглу шприца. — Вы с зубами?

— При зубах мы, — хохотнул тенорок.

Гришка Лызлов, не оглядываясь, ткнул тенорка локтем, и тот уполз в сени. А Гришка степенно, скрипя хромовыми голенищами, прошагал к табуретке.

На табуретке врачевать больных очень неудобно — у табуреток, как правило, спинки отсутствуют. И Леночке приходилось одной рукой обнимать пациента за шею, а другой действовать. Она и Гришку обняла за шею.

Парин в дверях замерли.

— Откройте рот, — приказала Леночка.

Гришка открыл.

Тридцать два зуба сверкнули жемчугами. Они гнездились рядком — один к другому — в розовых деснах, будто спелые зерна в кукурузном початке. Но зерна в кукурузном початки желтые, как воск, а эти белы, как снег, голубоваты и чуть прозрачны. Мятным, влажным холодком веет от таких зубов…

— Где? — строго спросила Леночка.

Гришка, рта не закрывая, мотнул головой: нигде, мол…

При этом глаза Гришки прямо и честно, с обожанием и преданностью смотрели на Леночку.

Она сурово сдвинула брови, выпрямилась, убрала руку с Гришкиной шеи.

— Позабавиться пришли?

Тут уж и Федор Петрович не утерпел.

— Это просто некультурно! — вступился он за Леночку. — Вы отнимаете время, а врач работает, даже не отдохнув с дороги… Это просто некультурно с вашей стороны.

Гришка Лызлов оскорбился, побледнел, через плечо глянул на Федора Петровича:

— Намекаете?