И у Лермонтова есть — и царь земной, и воины, и «толпы» с ударением на том же слоге. И антитезы есть: «демоны — ангелы», «рай — ад», «святыня — злоба», «архангел-бес». И даже ударение в слове «против»- «против» («против всего отважусь я»). Всё напоминает стиль Лермонтова! Напоминают Лермонтова поэтические афоризмы-концовки, такие, как «мир — пустыня», и очень любимый автором стихотворения «Mon Dieu» прием, известный в теории литературы под названием «анафора», когда строки стихотворения начинаются с одного и того же слова. В стихотворении «Mon Dieu» таким зачином-анафорой служат «пусть» и «пускай»: «пускай идут цари земные», «пускай восстанет…», «пускай несутся…», «пусть бог с лазурного чертога…».
Но и у Лермонтова это любимый прием!
И еще один оборот, который кажется лермонтовским:
Да это только малая часть совпадений, которые позволяют считать, что стихотворение имеет много общего с поэзией Лермонтова. И разве герой этих строф, бросающий вызов царям земным и небесному, не похож на героя лермонтовских юношеских стихов, который говорит о себе, что он «для мира и небес чужой»? Не мудрено, что Павлу Алексеевичу Куште стихи к Н. Ф. И., которые он услышал тогда по радио, напомнили стихотворение «Mon Dieu»! Настолько они похожи! И в то же время… есть в них что-то не лермонтовское! Какой-то не присущий его поэзии декларативный пафос! И наряду с очень «лермонтовскими» строчками какие-то очень на него непохожие:
Кому? Демону? Нет, тут что-то еще неясно!
ОБРАЩАЮСЬ ЗА ПОМОЩЬЮ
В вопросах литературных стилей высший авторитет — выдающийся наш филолог академик Виктор Владимирович Виноградов, блистательный исследователь и знаток стилей русских писателей и целых литературных школ.
Встретились. Показал стихотворение ему. Как всегда, глядя задумчиво вдаль, мигая медленно и спокойно, Виноградов, обдумав вопрос, обращает глаза ко мне:
— Это в духе поэзии Лермонтова. Но строки «Ее не вырвут у меня» и «Разорвет мое блаженство» для тридцатых годов не характерны. Они ближе к словосочетанию сороковых. Окончательно трудно сказать — это надо внимательно поглядеть, — но мне думается, что стихотворение написано не Лермонтовым. И даже не при Лермонтове. А позже. На несколько лет.
— Не Лермонтов?!
— Да. Я не думаю.
— А как же другие все элементы стиля? — спрашиваю я. — Почти дословные совпадения? Излюбленные приемы Лермонтова?
— Это же все атрибуты романтического стиля, — отводит мои доводы Виноградов. — Я не отрицаю сходства с поэтикой Лермонтова. Но после него эти элементы становятся особо распространенными…
Да, не обрадовал меня Виктор Владимирович! Но в этих вопросах важны ведь не радости, не огорчения, а факты. С тех пор как, студентом еще, я слушал лекции этого замечательного ученого, я привык считаться с его суждениями, даже и с беглыми. Да что — я! С его словами считаются филологи всего мира! Виноградов с высокой точностью определяет время создания вещи на основании анализа стиля.
— Вам нужно посмотреть поэтов сороковых годов, — советует Виноградов. — Особенно подражателей Лермонтова. И постараться привлечь новые факты.
Привлечь? Каким образом?
Подумал, подумал я и решил перепечатать стихотворение в «Неделе». И обратиться за советом к читателям.
Хотите знать результаты?
Если бы целая бригада выясняла его историю, то и нескольких лет, наверное, было бы не довольно, чтобы узнать, что я узнал из писем и телефонных звонков подписчиков журнала «Неделя».
«Стихотворение «Краса природы, совершенство» я слышал от своей тетки: она пела его под гитару. Было это в Днепропетровске (тогда еще Екатеринославе)». (А. М. Шевченко.)
«В 1908 году в харьковской больнице крестьянский парень целыми днями распевал песню «Краса природы, совершенство». (Пенсионер И. Сидоров.)
«50 лет назад моя мать в Рязани пела это стихотворение. Говорила, что Лермонтов написал. Отец ворчал: «В кутузке насидимся из-за тебя». (Н. А. Бобров.)
«Эту песню с ее бунтарским содержанием я услышал впервые в Одессе от моей покойной жены». (В. А. Чернецкий.)
«Эту песню пела мне мама, когда я была девочкой. Ее адрес — Ростов-Дон… Если я не перепутала, эту песню пели в тюрьме…» (Е. А. Дудошкина.)
«В начало двадцатых годов я видел это стихотворение в альбоме «губернской барышни» в Семипалатинске». (С. Соколов.)