Избранные произведения в двух томах. Том второй

— А ты помнишь, что значит его имя? Горемычный! Жизнь его была мученьем. Хуже персидских солдат были для него царские городовые! Пристав 6-го участка города Тифлиса, Глебов по фамилии, запретил ему садиться и останавливаться на улице, потому что вокруг него тотчас собиралась толпа. Не смея взять ашуга, он не раз арестовывал его кяманчу, и Дживани посылал своего сына в участок выручать свою верную подругу.

— Это потому, что он пел:

Все народы — цветы с одной грядки.

— Только разные волосы, рост и повадки, воскликнул Артавазд.

— А Даниэл Варужан? А Сиаманто? — глухо сказал Вагаршак, — оба они погибли во время прошлогодней резни.

Пустота молчания грохнула в комнату, как на дно колодца, из потемневшей высоты неба.

— Я знал Даниэла, — продолжал Вагаршак, принимая печаль всех глаз в свои глаза, — его жизнь — это свеча, зажженная от костра, на котором горит армянский народ. Он родился в крестьянской семье, в селении Бргник, в Сивасе. Семья была так бедна, что отец уехал на заработки в Константинополь. Даниэл не знал своего отца до двенадцати лет. А двенадцать лет ему исполнилось во время Зейтунской резни. Он ребенком видел этих горцев наших, которые у самой природы, в неприступных скалах искали защиты от осадной артиллерии Эдхема-паши. Он ребенком видел их героизм, их гибель. Ему грозила участь всех детей Зейтуна, но его увезли в Константинополь. В большом городе этот пастушонок, этот маленький пахарь стал искать отца и нашел его в тюрьме. Я не знаю, кто ему помог, но он попал в Венецию, в колледж мхитаристов. Потом окончил университет в Генте, в Бельгии. Страдания родины наполнили его сердце песней. Мастерство Эмиля Верхарна помогло ему переложить эту песню в слова:

В сердце пламенем грохочет

Крик рабочих, крик рабочих, —

писал он еще в Бельгии. Он написал книгу “Сердце нации”. Он вернулся на родину. Помните его “Возвращение”?

— Давай, скорей!

— Вот его “Возвращение”:

Там, над озером зеркальным,

Домик мой в краю далеком.

Настежь дверь. Родимым оком

В нем горит огонь печальный.

Гроб уж вынесли оттуда -

Унесли мою с ним душу.

На пороге плачет — слушай!

Кот лохматый, белогрудый.

День придет. Вернусь с тоскою

В дом, к лампаде бездыханной.

Дверь закрою с болью странной

И с котом заплачем двое.

— Прекрасное стихотворение! — воскликнул парон Костя, — но не эту музыку уныния мы любим в Варужане! Главное в нем не это!

Красота лишь там родится,

Где пучина сил струится! —

Вот в этих словах весь Варужан. Сила сопротивления, сила самообороны, сила самозащиты — вот что нам дорого в Варужане!

Мосьян вскочил, взмахнул рукой.

Зовет заря зейтунцев в путь.

Хватай ружье и на коня!

Довольно горцам спины гнуть!

К свободе горы нас манят!

Все хором подхватили боевой марш зейтунцев.

Крики, топот и стуки внизу у дверей прервали песню.

Артавазд распахнул окно, выглянул и тотчас захлопнул его.

— Курды! — закричал он весь бледный.

Кружки загремели со стола на пол, Мосьян схватился за маузер и бросился к двери, Вагаршак и Пахчан за руки отволокли Сирануш в угол и стали перед ней, выхватив наганы.

Ашот и Вартан продолжали сидеть, прижавшись друг к другу. Парон Костя встал, как будто готовясь произнести речь.

Толпа ворвалась в комнату. Впереди Айрапет, хохоча, припадал на плечо человека с гибкой талией, задорными, смеющимися глазами и хорошо подстриженными усиками. Огромная серая папаха, заломленная на ухо, увеличивала его рост.

— Вот он, курд! — воскликнул Айрапет, выталкивая своего спутника на середину комнаты, и тотчас обернулся к остальным. — Входите, друзья, входите родичи!

— Христофор! — закричал парон Костя. — Конечно, это ты! Кто же другой мог устроить такую игру! Когда приехал?

— Днем. Восстановил питательные пункты до Бегри-Калы, подобрал детей. У Майрик узнал, что вы здесь.

— А игра хорошая! — сказал Ашот. — Старинная, свадебная игра! Остаток родового быта. Ведь это же умыкание!

— Нет! — поправил Артавазд. — Это требование выкупа за невесту. А если не дадут выкупа, тебя, Сирануш, отобьют обратно гости.

— Дадим выкуп! — кричал Айрапет. — Хороший выкуп! Вином!

— И песней! — воскликнул Артавазд.

Соловей в сады зовет.

Моя роза, джан, джан!

— Пойдемте на берег, разложим на камнях костер, будем там петь и беседовать! — предложил парон Костя, прерывая хор.

— Тем более, что сейчас совсем стемнеет, — поддержал Вагаршак, — а есть ли у молодых лампа, это еще не известно.

— Зачем им лампа? Звезды им светят! — с пафосом воскликнул Мосьян. — Крыши-то ведь нет!

Толкаясь и шумя, все выбирались из комнаты.

— Лестницу, лестницу берегите! — беспокоился Айрапет. — Пахчан, Артавазд! Забирайте вино и кружки. А я потащу хворост.

— Неправильно! Не по порядку! — бурчал один из пришедших гостей, старик, весь в шерсти жилета, папахи и бороды. — Здесь, в доме мы должны были сказать приветствие молодым и выпить вина, за их здоровье, в их доме. А то их дом непрочен будет. И вся жизнь их пройдет в пути. Неправильно сделано.