Избранные произведения в одном томе

— У них бочки из-под нефти, — говорит он. — В бочках горит огонь. Они жарят сосиски. И, я подозреваю, пьют пиво.

Вильма сама не отказалась бы от сосиски. Она представляет себе, как выходит к толпе и вежливо спрашивает, не могут ли они с ней поделиться. Но она также представляет себе, что они ответят.

Часов в пять жидкая кучка обитателей усадьбы собирается у входной двери. Всего человек пятнадцать, говорит Тобиас. Они строятся в колонну по два, словно на парад; кое-где между двоек затесывается случайная тройка. Толпа снаружи стихает: наблюдает за ними. Кто-то из обитателей «Амброзии» нашел мегафон. Тобиас говорит, что это Джо-Анн. Слышатся приказы, но разобрать слова через стекло невозможно. Колонна медленно, запинаясь, движется вперед.

— Ну что, они уже дошли до ворот? — спрашивает Вильма. Она страшно жалеет, что не видит происходящего. Совсем как футбольный матч в ее студенческие годы! Напряженное ожидание, две команды, мегафоны. Она всегда была зрителем, никогда — игроком, потому что девушкам не полагалось играть в футбол. Их делом было смотреть и ахать. И плохо разбираться в правилах — совсем как Вильма сейчас.

От ожидания и надежды у нее учащается пульс. Если группа Джо-Анн прорвется, остальные обитатели дома смогут организоваться и попробовать так же выйти.

— Да, — говорит Тобиас. — Но что-то случилось. Инцидент.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего хорошего. Они возвращаются.

— Они бегут? — спрашивает Вильма.

— Насколько могут. Мы с вами подождем до темноты. И тогда быстро уйдем.

— Но мы же не можем уйти! Они нас не выпустят!

— Мы можем покинуть здание и подождать на территории, — объясняет Тобиас. — Пока они не уйдут. Тогда мы тоже уйдем, и нам никто не помешает.

— Но они не собираются уходить!

— Они уйдут, когда все будет кончено, — говорит Тобиас. — А теперь нам надо поесть. Я открою банку фасоли. Меня всегда приводила в отчаяние неспособность человечества изобрести нормально работающий консервный нож. Конструкция существующих консервных ножей не улучшалась со времен войны.

«Что значит «когда все будет кончено»?» — хочет спросить Вильма. Но молчит.

Вильма готовится к предложенной вылазке. Тобиас сказал, что им придется пробыть снаружи несколько часов, а возможно, и дней; смотря как развернутся события. Вильма надевает кардиган, берет шаль и пачку печенья, а также ювелирную лупу и электронную читалку — все это легкое, нетрудно будет унести. Она беспокоится из-за мелочей; она знает, что это мелочи, но все же — куда она сегодня ночью положит свои зубы? А где взять чистое белье? Тобиас говорит, что много они унести не смогут.

А теперь они пойдут — тихо-тихо, как мышки при лунном свете. Тобиас говорит, что пора. Он ведет ее за руку — вниз по задней лестнице, потом по коридору на кухню, через склад и мимо мусорных контейнеров. Он называет каждую стадию путешествия, чтобы Вильма знала, где они; и останавливается у каждого порога.

— Не беспокойтесь, — говорит он. — Здесь никого нет. Все ушли.

— Но я что-то слышу, — шепчет она, и вправду слышит: шорох, топот лапок. Писк, словно маленькие пронзительные голоски: может, это ее человечки наконец с ней заговорили? Пульс неприятно частит. Чем это пахнет — мерзкий, животный запах, как волосы потного человека, как немытые подмышки?

— Это крысы, — говорит он. — В таких местах всегда есть крысы, но они прячутся. Они знают, когда нет опасности и можно выходить. Я думаю, они умнее нас. Обопритесь на меня, тут ступенька.

Они вышли через задний ход, они уже снаружи. Слышны далекие голоса, скандирование — это, должно быть, толпа у главных ворот. Что они скандируют? «Гори, гори. Место уступи. Время, вперед — пришел наш черед». Зловещий ритм.

Но все это доносится издалека. Здесь, по другую сторону здания, тихо. Воздух свеж, ночь прохладна. Вильма беспокоится, что их увидят, примут за взломщиков или за беглецов из крыла усиленного ухода. Но вокруг совершенно точно никого нет. Никакой охраны с собаками. Тобиас подсвечивает себе фонариком, чтобы ступать уверенней, а значит, лучше поддерживать Вильму. Он то включает фонарик, то выключает.

— Это что, светлячки? — спрашивает Вильма шепотом. Ей хочется думать, что это светлячки; ибо если не они, то что такое эти искры на самом краю ее поля зрения? Они пульсируют, как сигналы; может, это какая-нибудь новая патология нервов, может, ее мозг закоротило, как тостер, брошенный в ванну с водой?

— Много светлячков, — шепчет в ответ Тобиас.

— А куда мы идем?

— Когда дойдем, увидите.

Вильму посещает недостойная, а затем пугающая мысль. Что, если Тобиас все выдумал? Что, если у ворот нет никакой толпы в масках младенцев? Что, если это массовая галлюцинация, как статуи, плачущие кровью, или образ Девы Марии в облаках? Или еще того хуже: что, если это — хитроумный план Тобиаса с целью выманить ее в безлюдное место и там задушить? Что, если он получает удовлетворение, убивая людей?