— А я никогда не считал себя благодетелем, мистер Пек. И всегда искренне интересовался деньгами. В нашей семье говорится: позорно получать что-нибудь ни за что. Если я буду совершать рейсы бесплатно, вы примете это за нечто само собой разумеющееся. А мне этого не хочется. — Он насмешливо смотрел на своего нового работодателя. — Хорошо, что сами предложили, — избавили меня от необходимости требовать.
Солнце заходило. Завершив дневной рейс, Младший сидел в офисе Марвина Хебера, упиваясь вечерним ветерком из открытых дверей, осушавшим вспотевшее лицо.
— Помнишь, я недавно спрашивал насчет терморегулятора? — спросил он.
Они с Хебером крепко подружились после случая с сожженным грузовиком. Старший мужчина кивнул.
— Вот и думаю. У него есть свои преимущества — кругом, прохладно и прочее, — но, если бы в этой маленькой конторке была вентиляция, не сидел бы я на ветерке, не слышал бы абсолютно даром чудесные свежие запахи.
Младший чувствовал приятную расслабленность и полное примирение с самим собой.
— Знаешь, что поистине удивительно, — рассуждал он, указывая на сверкавшие звезды. — У нас там имеется все, от профессиональной телепатии до генной инженерии, огромные массы людей не имеют ни малейшего представления о существовании таких городишек, как Данцер. А кругом столько данцеров, где народ пользуется устаревшей технологией и больше ничего не имеет. Кажется, я очень рад, что приехал сюда.
В дверной косяк постучали, и на пороге в меркнувшем свете вырисовался силуэт молодого человека с кейсом.
— Мне сказали, здесь можно найти мистера Финча.
— Это я.
Мужчина вошел, представился:
— Карл Тейес. Если позволите, хотелось бы минуточку с вами поговорить.
— Надеюсь, вы. не очередной репортер.
— Вовсе нет. Я представляю многих столичных законодателей.
Хебер ногой подтолкнул стул к новому гостю:
— Садитесь.
— Спасибо. — Тейес уселся, положил кейс на колени, открыл. — За несколько последних недель вы, мистер Финч, стали довольно заметной фигурой. Успели привлечь на всей планете больше внимания к проблеме ванеков, чем весь законодательный корпус в прошедшие годы. Однако борьба далеко не закончена. Принятие Закона о равноправии ванеков еще не гарантировано. Если честно сказать, поддержка тает.
— Какое это имеет ко мне отношение?
— Вот какое. Нам хотелось бы, чтобы вы обратились к некоторым влиятельным группировкам в столице и убедили их поддержать билль.
— Меня это не интересует, — равнодушно ответил Младший.
— Но вы обязаны!
— Я никому ничем не обязан! — воинственно заявил Младший, поднявшись со стула. — То, что я здесь делаю, полностью противоположно каждому слову того самого билля! Разве не видите? Если я одержу здесь победу, она послужит доказательством, что ваш Закон о равноправии ванеков столь же лицемерен, как его сочинители.
Хебер с любопытством слушал. Он вдруг увидел Финча-младшего с другой стороны, получив ответы на несколько мучивших его вопросов.
Тейес гадал, что сказать, когда в офис ворвался Билл Джефферс, который взмахнул двумя папками высоко над своей головой и с размаху швырнул их на письменный стол.
— Черт побери, Финч! — взревел он. — Сдаюсь! Только что просмотрел свои книги, ни дня больше не выдержу. Отступаюсь. Верни мне ванеков!
— Будете их кормить в зале вместе со всеми прочими? — спросил Младший, тщетно стараясь скрыть ликование.
— Пускай хоть головой вниз со стропил висят и едят, мне плевать! Только пускай вернутся.
— Завтра же будут у вас. — Младший протянул руку. — Надеюсь, без обид?
Джефферс ответил крепким рукопожатием.
— Конечно. Для обид не вижу причины. Будь ты парнем другого сорта, я бы лучше закрыл заведение, чем отступился. Но с тобой, Финч… Не знаю, в чем дело, только мне почему-то не стыдно тебе проиграть.
— Проиграть? Что же вы проиграли? Джефферс нахмурил брови, потом улыбнулся:
— И правда! — Он вдруг рассмеялся, и Младший его поддержал.
В веселом смехе таяло и разряжалось недавнее напряжение.