Избранные произведения в одном томе

— Погодите, Мэри, — сказала Николь. — Не нужно впутывать в это дело ребенка.

— Вы нам бросили обвинение, — возразила Мэри; никогда раньше она не разговаривала с Николь таким тоном. — Мое право проверить.

— Я не позволю, чтобы ребенка впутывали в это дело. — Николь воинственно натянула платье, словно это была железная кольчуга.

— Не спорь, — сказал ей Дик. — Пусть Ланье придет, и мы выясним в конце концов, что тут выдумки, а что правда.

Привели мальчика; еще взъерошенный со сна внешне и внутренне, он таращил глаза на сердитые лица взрослых.

— Скажи, Ланье, — обратилась к нему Мэри, — с чего ты взял, что тебя посадили в воду, в которой уже кто-то купался?

— Говори, — сказал Дик.

— А просто она была грязная.

— Но ведь тебе в твоей комнате, наверно, слышно было, как из крана снова полилась вода?

Ланье готов был допустить такую возможность, однако стоял на своем: вода в ванне была грязная. Слегка испуганный, он попробовал забежать вперед:

— Так не могло быть, потому что…

Его тут же поймали на слове.

— Почему не могло быть?

Он стоял посреди комнаты в халатике, своим видом вызывая жалость родителей и раздражение Мэри.

— Вода была грязная, в ней плавала мыльная пена.

— Не говори того, в чем ты не уверен, — начала было Мэри, но Николь перебила:

— Оставьте, Мэри. Раз в воде плавала мыльная пена, естественно было заключить, что в этой воде купались. А отец велел Ланье прийти и сказать, если…

— Никакой там не могло быть мыльной пены.

Ланье посмотрел на отца, как бы упрекая его в предательстве. Николь легонько повернула его за плечи и сказала, что он может идти. Дик засмеялся. Смех разрядил атмосферу. Мэри он напомнил прежние годы, ее дружбу с Дайверами; ей вдруг сделалось ясно, как далеко она от них отошла, и она сказала умиротворяющим тоном:

— Дети, они все такие.

Прошлое вспоминалось все ярче, и ей становилось все более не по себе.

— Вы только не вздумайте уезжать из-за этого — Гуссейну все равно надо было отлучиться по делу. В конце концов вы мои гости, и бестактность вы совершили по ошибке.

Но Дика рассердило ее виляние, а особенно слово «бестактность»; он стал собирать свои вещи, сказав только:

— Сожалею, что так вышло. Я был бы рад принести этой молодой женщине свои извинения.

— А все потому, что вы меня не слушали тогда, у рояля.

— Вы стали ужасно скучная, Мэри. Я слушал, сколько мог вытерпеть.

— Дик! — предостерегающе воскликнула Николь.

— Я могу переадресовать ему его комплимент, — сказала Мэри с обидой. — До свидания, Николь. — И она вышла из комнаты.

После этого ни о каких проводах не могло быть и речи; все, что требовалось для их отъезда, устроил мажордом. Гуссейну и его сестрам Дик написал коротенькие, официально-любезные письма. Разумеется, не уехать они не могли, но у всех было нехорошо на душе, особенно у Ланье.

— А все-таки вода была грязная, — снова начал он, когда они уже сидели в поезде.

— Довольно, Ланье, — прервал его отец. — Советую тебе забыть всю эту историю, иначе я с тобой разведусь. Ты не знал, что во Франции принят новый закон, по которому родители могут разводиться с детьми?

Ланье весело засмеялся, и в семье Дайверов были восстановлены мир и спокойствие — надолго ли, подумал про себя Дик.

Глава 5

Николь подошла к окну и выглянула наружу, привлеченная нарастающим шумом какой-то перебранки на террасе. Апрельское солнце играло розовыми бликами на благочестивой физиономии Огюстин, их кухарки, и голубыми — на лезвии большого кухонного ножа в ее трясущейся руке. Огюстин служила у них уже три месяца, с самого их водворения вновь на вилле «Диана».

Выступ соседнего балкона заслонял от Николь Дика; видна была только его голова и рука, державшая трость с бронзовым набалдашником. Трость и нож, нацеленные друг на друга, были точно трезубец и меч в поединке гладиаторов.

Слова Дика Николь расслышала первыми:

— …кухонное вино пейте себе на здоровье, но когда я застаю вас с бутылкой шабли-мутонн…

— Не вам меня поучать! — кричала Огюстин, размахивая своим оружием. — Сами-то целый день не расстаетесь с бутылкой.

— Что случилось, Дик? — окликнула Николь сверху.

Он отвечал по-английски:

— Эта баба таскает из погреба марочные вина. Я ее прогнал, вернее, пытаюсь это сделать.

— Господи боже мой! Смотри, как бы она тебя не задела ножом.

Огюстин задрала голову и взмахнула ножом в сторону Николь. Ее рот словно состоял из двух сплющенных вишенок.

— У вас, верно, и в мыслях нет, madame, что ваш муженек пьет мертвую не хуже какого батрака…

— Замолчите и убирайтесь! — прикрикнула на нее Николь. — Не то мы вызовем жандармов.

— Они вызовут жандармов! Да у меня брат жандарм, если хотите знать! Они вызовут — вот уж точно американское нахальство!

— Уведи детей из дому, а я тут с ней управлюсь, — снова по-английски сказал Дик.

— …все американцы нахалы! Ездят сюда и выпивают у нас все лучшее вино! — вопила Огюстин площадным голосом.

Дик придал своему тону больше твердости.

— Немедленно соберите свои вещи и уходите. Я вам заплачу все, что причитается.