Избранные произведения в одном томе

— Кончено? Ты читал «Вэрайети»? Твой фильм держится в «Рокси» дольше срока. И в Чикаго за неделю собрал тридцать семь тысяч.

— Тем хуже. В том-то и несчастье. Желания сбываются, только все ни к чему.

— Что случилось?

— Нас с Эстер ничего не связывает. Теперь навсегда.

— Поссорились?

— Нет, хуже! Даже говорить невыносимо. Голова ватная, брожу как шальной. На съемках каждая реплика — словно во сне.

— Я не заметил. Смотрел вчерашний материал — ты в прекрасной форме.

— Да? Вот видишь, никто даже не догадывается.

— Ты хочешь сказать, вы с Эстер расходитесь?

— Наверняка к тому идет. Неминуемо.

— Что случилось-то? — нетерпеливо спросил Стар. — Она вошла без стука?

— Да нет, у меня никого нет. Дело просто… во мне. Со мной все кончено.

Стар внезапно понял.

— С чего ты взял?

— Уже полтора месяца.

— Ты просто мнителен. У врача был?

Родригес кивнул.

— Что только не делал. Даже… ну, совершенно в отчаянии пошел к… Клэрис. Бесполезно. Все пропало.

Стара так и подзуживало отправить актера к Брейди — в конце концов, тот отвечает за связи с общественностью, пусть бы занялся и интимными связями… Он даже отвернулся на миг, чтобы Родригес не видел его лица.

— Я был у Пата Брейди, — продолжал актер, словно угадав мысль Стара. — Выслушал кучу дурацких советов, все испробовал — без толку. За ужином на Эстер даже глаз поднять не могу. Она-то держится молодцом, а мне хоть со стыда сгорай. И так все время. «Дождливый день» собрал в Де-Мойне двадцать пять тысяч, в Канзас-Сити двадцать семь, побил рекорды в Сент-Луисе, письма от поклонниц сыплются лавиной, а я каждый вечер дрожу от страха — как же, надо возвращаться домой и ложиться в постель…

Стара мало-помалу охватывала досада. Мелькнувшая мысль пригласить звезду на вечерний коктейль казалась теперь неуместной: что там делать Родригесу в таком состоянии? Затравленно блуждать между гостями с бокалом в руке, обсуждая многотысячные сборы?

— Вот я и пришел к тебе, Монро. Ты из всего найдешь выход. Я решил: попрошу у тебя совета, даже если ты скажешь пойти утопиться.

Зажужжал вызов, Стар включил диктограф.

— Пять минут, мистер Стар, — раздался голос мисс Дулан.

— Прошу прощения, — ответил Стар, — я еще не закончил.

— Полтысячи школьниц устроили парад, осадили дом, — мрачно продолжал актер. — А я прятался за шторами, боялся выйти.

— Присядь-ка, — велел Стар. — Обсудим и что-нибудь решим.

В приемной уже десять минут дожидались совещания Уайли Уайт и пятидесятилетняя иссохшая блондинка Джейн Мелони, голливудская репутация которой складывалась из полусотни ярлыков — «сентиментальная дура», «лучший голливудский сценарист», «ветеран», «рабочая кляча», «умнейшая женщина студии», «самый ловкий плагиатор цеха» — с исчерпывающим набором дополнений: нимфоманка, девственница, шлюха, лесбиянка и верная жена. Не будучи старой девой, она несла на себе отпечаток того стародевического облика, который свойствен большинству самостоятельно пробившихся женщин. К пятидесяти годам Джейн заработала язву желудка и годовое жалованье в сотню тысяч (рассуждения о том, считать ли его справедливым, недостойным или непомерно щедрым, могли бы стать предметом отдельного замысловатого трактата). Ценили ее за простые понятные качества — за то, что она женщина и при этом уживчива, сообразительна, надежна, знает правила игры и не норовит перетянуть одеяло на себя. Когда-то она была наперсницей Минны, и с годами Стару удалось подавить неприязнь, доходившую порой до стойкого физического отвращения.

Джейн Мелони и Уайли молча ждали, время от времени обмениваясь репликами с мисс Дулан. Рейнмунд, продюсер фильма, то и дело звонил из своего кабинета, где вместе с ним дожидался совещания режиссер по фамилии Брока. Через десять минут раздался звонок от Стара, мисс Дулан вызвала Рейнмунда и Брока. В тот же миг из кабинета вышел Стар, держа под руку актера — взбудораженного настолько, что на простое «как дела?», брошенное Уайли Уайтом, он тут же объявил:

— Ужасно, просто ужасно!

— Ничего подобного, — оборвал его Стар. — Ступай и играй роль, как я сказал.

— Спасибо, Монро!

Джейн Мелони, молча проводив актера взглядом, спросила:

— Кто-то пытался его переиграть? — подразумевая, что на съемках партнер вздумал оттеснить Родригеса в тень.

— Извините за задержку, — ответил Стар. — Входите.

Совещание началось в полдень, Стар обычно отводил участникам ровно час. Не меньше, поскольку прервать беседу мог лишь режиссер с его жестким графиком съемок, — и редко когда больше: каждую неделю компания обязана выпустить фильм, сложностью и стоимостью не уступающий «Мираклю» Рейнхардта.

Временами — хотя в последние лет пять не так часто, как раньше, — Стар мог работать над одним фильмом ночь напролет; однако такой приступ деятельности выводил его из строя на несколько дней. Перемена же темы придавала сил — и как те люди, что способны по желанию просыпаться в нужное время, он поставил внутренние часы ровно на час.

Помимо сценаристов, на совещание пришли Рейнмунд, один из самых ценимых продюсеров, и Джон Брока — режиссер картины.