— Пожалуй, да, — говорила за кофе Андреа, — теперь понимаю. — Она рассматривала голограмму шкатулки, которую Марли впервые увидела в вирековском конструкте парка Гауди. — Это в твоем стиле. — Она тронула клавишу, и «брауновская» иллюзия исчезла; за единственным окном комнаты небо, будто причудливой гравировкой, было разукрашено венчиками перистых облаков. — Что до меня, это слишком угрюмо, слишком серьезно. Как и те работы, что ты выставляла в своей галерее. Но значить это может только одно: герр Вирек не ошибся в выборе; ты ему решишь эту загадку. А при том, сколько он платит, я бы на твоем месте не торопилась.
Андреа щеголяла в подарке Марли — дорогой, восхитительно проработанной мужской блузе из серой фламандской фланели. Андреа просто обожала такой стиль, и ее радость при виде блузы была очевидной. Фланель почти под цвет ее глаз идеально оттеняла пепельные волосы.
— Он просто ужасен, этот Вирек. Мне кажется… — Марли запнулась.
— Охотно верю, — отозвалась Андреа, прихлебывая кофе. — А ты что, ждала, что денежный мешок окажется приятным или хотя бы нормальным типом?
— В какой-то момент мне почудилось, что он не совсем человек. Я очень отчетливо это почувствовала.
— А он и не человек, Марли. Ты разговаривала с проекцией, спецэффектом…
— И тем не менее… — Она беспомощно повела рукой и тут же почувствовала досаду на саму себя.
— И тем не менее он очень, очень богат и платит тебе кучу денег, чтобы ты сделала то, на что, вероятно, никто больше и не способен. — Улыбнувшись, Андреа расправила тщательно заглаженный угольно-черный манжет. — У тебя ведь не такой уж богатый выбор, правда?
— Знаю. Пожалуй, это меня и тревожит.
— Ну-у, — протянула Андреа, — я думала, что смогу ненадолго оттянуть этот разговор, но у меня есть еще кое-что, что может тебя встревожить. Если «встревожить» здесь подходящее выражение.
— Да?
— Я подумала было, может, вообще не стоит тебе об этом говорить, но уверена, что рано или поздно он все равно до тебя доберется. На деньги у него редкое чутье.
Марли осторожно поставила пустую чашку на заваленный журналами столик из индийского тростника.
— У него очень острый нюх на такие вещи.
— Когда?
— Вчера. Началось, думаю, примерно через час после того, как должно было состояться твое собеседование с Виреком. Он позвонил мне на работу. Он оставил записку здесь, у консьержа. Если я отключу программу, — она кивнула на телефон, — уверена, он позвонит в течение получаса.
Вспомнился взгляд консьержа, позвякивание велосипедной цепи.
— Он сказал, что хочет поговорить, — продолжала Андреа. — Только поговорить. Ты хочешь поговорить с ним, Марли?
— Нет, — ответила она голосом маленькой девочки, высоким и ломким. А потом: — Он оставил номер?
Вздохнув, Андреа медленно покачала головой, потом сказала:
— Да, конечно оставил.
Глава 9
Тьму наполняли узоры — как пчелиные соты цвета крови. Было тепло. И по большей части мягко.
— Ну и бардак, — сказал один из ангелов.
Голос оказался женский и доносился откуда-то из далекого далека, но звучал нежно, музыкально и очень отчетливо.
— Надо было перехватить его еще у Леона, — сказал второй ангел, тоже женщина. — Наверху это не понравится.
— У него, похоже, что-то было в этом большом кармане, видишь? Карман разрезали, чтобы это вытащить.
— И не только карман, сестренка. Господи. Вот.
Узоры качнулись и поплыли, когда кто-то подвинул его голову. Холодная ладонь у него на щеке.
— Не испачкай себе рубашку, — сказала первый ангел.
— Дважды-в-День это не понравится. Как по-твоему, с чего это он так ломанулся?