Желудок Райделла завязался в тугой болезненный узел, он с трудом сдерживал подступившую к горлу тошноту, но тут на месте этого ужаса появилась другая кровать, стоящая в другой комнате, и нагая женщина с волосами, как старое серебро, озаренная невероятным лунным светом.
Райделл сдернул очки. Фредди закинул голову, вздрагивая от беззвучного хохота, длинные черные пальцы придерживали поставленный на колени компьютер.
— Ты бы, — выдавил он, наконец, — только поглядел сейчас на свою рожу! Я вставил сюда кусок этой порнухи, о которой говорил Аркадий, из кассеты, приобщенной к протоколу.
— Фредди, — вздохнул Уорбэйби, — тебе что, так уж не терпится заняться поисками работы?
— Нет, сэр.
— Иногда я бываю очень жестким. И ты это знаешь.
— Да, сэр.
В голосе Фредди звучало искреннее беспокойство.
— В этой комнате умер человек. Некто нагнулся над этой кроватью, — Уорбэйби указал на отсутствующую кровать, — перерезал ему глотку и протащил через щель язык. Это не какое-нибудь там случайное убийство. По телевизору таким анатомическим шуткам не научишься.
Он взял у Райделла очки. Угольно-черные диски, которые и стеклами-то не назовешь, оправленные в темно-серый графит.
— Да, сэр. — Фредди опустил глаза и сглотнул. — Извините, мистер Уорбэйби.
— А как это получается? — спросил Райделл.
Уорбэйби неспешно протер очки, неспешно их надел. Стекла снова стали хрустально-прозрачными.
— В оправе и линзах установлены индукторы, действующие прямо на оптические нервы.
— Виртуальный свет, — пояснил Фредди; новая тема разговора устраивала его гораздо больше, чем прежняя. — На этот дисплей можно вывести абсолютно все, представимое в цифровой форме.
— Телеприсутствие?
— Нет, — мотнул головой Фредди, — там работает свет. Вылетают фотоны, попадают тебе в глаз. Здесь все иначе. Мистер Уорбэйби ходит по комнате, рассматривает ее — и может одновременно видеть данные из протокола, да хоть какие. Надень эти очки на человека, потерявшего глаза, но сохранившего оптические нервы, и он увидит. Их так сначала и придумали, для слепых.
Райделл подошел к окну, раздвинул шторы и посмотрел вниз, на ночную улицу нового, незнакомого города. Редкие прохожие спешили по своим неизвестным делам.
— Фредди, — сказал Уорбэйби, — выведи-ка мне из интенсекьюровских файлов эту Вашингтон. Девушку, работающую в «Объединенной курьерской».
Фредди кивнул и что-то сделал с компьютером.
— Да, это возможно. — Уорбэйби внимательно изучал нечто, видимое ему одному. — Вполне возможно. Райделл, — он снял очки, — я бы хотел, чтобы и ты взглянул.
Райделл отпустил шторы, подошел к Уорбэйби, взял очки, тем же движением их надел. У него было отчетливое чувство, что сейчас не стоит медлить, мяться в нерешительности — хотя бы даже в результате пришлось снова смотреть на того мужика, на жмурика.
Чернота, цветные вспышки, а затем — лицо девушки, спереди и в профиль. Отпечатки пальцев. Сетчатка правого глаза, увеличенная до размеров ее головы. Цифровые данные. ВАШИНГТОН, ШЕВЕТТА-МАРИ. Большие серые глаза, длинный прямой нос, легкая улыбка, предназначенная, видимо, фотографу. Темные, коротко остриженные волосы собраны на макушке не то в метелку, не то в хвост.
— И что же ты думаешь? — спросил Уорбэйби.
Райделл напрочь не понимал, о чем его спрашивают, не знал, что тут можно ответить.
— Симпатичная.
Похоже, я сморозил глупость, подумал он, услышав приглушенное фырканье Фредди.
Однако Уорбэйби спокойно кивнул.
— Прекрасно. Значит, ты ее не забудешь.
Глава 16
В бетонном лабиринте противотанковых заграждений Сэмми Сэл оторвался и пропал из виду, при всех своих внушительных размерах он был непревзойденным мастером езды по узким, петляющим проулкам. Он умел делать абсолютно невозможные повороты, при необходимости Сэмми мог вздыбить велосипед и развернуться на триста шестьдесят градусов. Шеветта пару раз видела, как он делал такое на спор. А что оторвался, так она прекрасно знала, где его найти.
Проскакивая между первой парой надолбов, Шеветта взглянула вверх и почувствовала, что мост тоже на нее смотрит, смотрит сотнями освещенных окон, фонарей и неоновых вывесок. Она видела картинки, на что был похож мост раньше, в те времена, когда по нему днем и ночью мчались машины, видела, но как-то вроде и не верила этому. Мост для нее был то, что он есть, он не мог быть иным ни сейчас, ни прежде. Убежище, дикое, странное, но — убежище, где можно лечь и уснуть, единственный приют бесчисленных людей и их бесчисленных снов.
Она миновала тележку рыбника, проскочив юзом на мелких осколках льда и серых, тускло поблескивающих кишках. Кишки пролежат тут всю ночь, на рассвете их расхватают чайки. Рыбник крикнул что-то вслед, но Шеветта не разобрала ни слова.
Она ехала между лотками и тележками в вечерней сутолоке, ехала и высматривала Сэмми Сэла.