Избранные произведения в одном томе

В баре было жарко, как в парилке. Народу — не протолкнуться. Кто-то швырнул Райделлу тугой, насквозь мокрый ком, оказавшийся при ближайшем рассмотрении полотенцем. Райделл вытер полотенцем лицо и руки, снова его скомкал и швырнул назад. Из дальнего угла донесся громкий женский смех. Райделл протолкался к стойке, нашел свободное место, выудил из мокрого кармана пару пятидолларовых монет, звонко уронил их на мраморный, с желтоватыми разводами пластик.

— Пиво.

Чья-то рука поставила перед ним бутылку, сгребла монеты, снова исчезла. Пиво оказалось японское, американского изготовления, в Тампе такое не пьют. Райделл плотно зажмурился, одним глотком ополовинил бутылку, поставил ее на стойку и только тогда открыл глаза.

— Подкат, — произнес рядом чей-то голос.

— Чего? — обернулся Райделл.

У этого хмыря были маленькие розоватые очки, маленький розоватый ротик и реденькие набриолиненные мышиного цвета волосенки, зачесанные со лба назад. Подбородка у него не было вовсе. Ну, не вовсе, а почти не было.

— Я сказал «подкат», — сказал хмырь.

— Вот так мне и послышалось, — кивнул Райделл.

— Ну и? Тебе нужен сервис?

— Слушай, — вздохнул Райделл, — давай договоримся. На данный момент мне нужно это вот пиво — и ничего кроме. Ясно?

— Телефон, — терпеливо объяснил хмырь. — Телефон или факс. Подкат с месячной гарантией. Тридцать дней, а иначе — следующие тридцать бесплатно. Местные звонки без ограничения. Нужны международные — можно поговорить о международных. Но сперва — базовый подкат. Три сотни.

Тусклый, неразборчивый голос, не голос, а жужжание сонной мухи. Вот с такими же примерно интонациями разговаривают детские игрушки, снабженные грошовыми, бог весть в каком подвале сляпанными голосовыми чипами.

— Подожди-ка секунду, — сказал Райделл.

Прикрытые розовыми очками глаза несколько раз моргнули.

— Ты это про карманный телефон, да? Насчет подключить его каким-то там хитрым образом и говорить на халяву, так что ли?

Хмырь молчал, смотрел на Райделла во все глаза, как на чудо какое, и молчал.

— Большое спасибо, только у меня нет при себе телефона. — Райделлу не терпелось закончить поскорее этот никчемный разговор. — А то бы я с радостью принял твое соблазнительное предложение.

Хмырь продолжал пялиться.

— Где-то я тебя вроде бы видел… — он неуверенно смолк.

— Ни в коем разе, — твердо отрезал Райделл. — Я из Ноксвилля. И тут, у вас, впервые — забежал спрятаться от дождя.

Длинное, во всю стенку, зеркало, висевшее за стойкой, густо запотело, первоначальная надежда осмотреть с его помощью зал не оправдалась. Ничего не поделаешь, придется так, в простоте. Райделл повернулся и увидел японку — ту самую, что и тогда, в горах, здорово тогда Саблетт испугался. Японка стояла на небольшом, низеньком подиуме. Голая. Длинные, почти до талии, волосы — и все, никакой больше одежды.

— Слышь? — не отставал хмырь. — Нет, ты послушай…

Райделл встряхнулся, как мокрая, из реки вылезшая собака, но привидение никуда не исчезло.

— Так ты слышь, можно и в кредит. — Снова тот же монотонный, утомительный бубнеж. — Проблемы есть? Может, ты хочешь узнать, что они имеют на тебя? Или на любого другого, если у тебя есть номер…

— Подожди, — сказал Райделл. — Вот эта вот женщина, видишь? — розовые очки развернулись. — Кто это?

— Голограмма это, — сообщил хмырь нормальным человеческим голосом и удалился.

— Ну, ты даешь, — уважительно протянул бармен. — Отшил Билли Говнилу в рекордно короткое время, прямо хоть в книгу Гиннеса. Честно заработал себе пиво. — Бармен, черный парень с медными бусинами в волосах, весело ухмылялся. — Билли Говнила — это потому, что он и сам говно, и все его предложения — тоже. Подключит к твоему телефону какую-нибудь коробочку, без ничего внутри, без батарейки даже, понажимает для вида кнопки, навесит лапши, возьмет деньги — и поминай как звали. Говнила — он и есть Говнила.

Длинные черные пальцы ловко откупорили бутылку, поставили ее рядом с той, недопитой.

Райделл еще раз оглянулся. Японка так и не сдвинулась с места.

— Зашел вот от дождя спрятаться, — пробормотал он, пытаясь поддерживать нечто вроде светской беседы.

— Да уж, погодка, — кивнул бармен.

— Слушай, — решился, наконец, Райделл, — а вот эта, вон там, на сцене, женщина…

— Это — танцовщица, Джози ею танцует, — еще шире ухмыльнулся бармен. — Подожди чуток, вот будет подходящая песня — она сразу ее запустит.

— Джози?

Бармен молча ткнул пальцем в глубь зала; Райделл чуть не присвистнул от удивления.

Странно, мелькнуло в его голове, и как это обыкновенное инвалидное кресло выдерживает вес такой туши? Толстая баба была одета аккуратно, даже с некоторой претензией на элегантность: ослепительно-белый свитер и синий, с иголочки, комбинезон без рукавов, сшитый на манер детских ползунков; седые жесткие волосы сильно смахивали на стальную проволоку. На жирных коленях Джози лежал какой-то продолговатый предмет из серого пластика, ее руки были спрятаны в этом предмете, как в муфте. Глаза прикрыты, на сером, словно из теста вылепленном лице — ноль эмоций. Даже и не поймешь, спит она или нет.

— Голограмма, да?