— Ты думаешь, он мне легко достался, этот домик… эк… взять хотя бы?.. Сто двенадцать тыщ — как один рупь… эк… на! А откуда они у меня? Я ж не лауреат какой-нибудь. Я ж получаю всего девятьсот восемьдесят на руки. Ну?.. А потому что вот эту штуку на плечах имею. — Он похлопал себя по лбу. — А вы с какими-то землями!.. Кто туда едет? Кого приперло. Кто свою жизнь не умеет наладить, да еще вот такие глупышки вроде дочки моей… Ох, Лидка! Лидка! — Отец Лиды слез со студента и вытер губы салфеткой. Потом снова повернулся к студенту: — А сейчас поняла — не нарадуется, сидит в родительском доме. Обманывают вас, молодых…
Студент отодвинул от себя хрустальную вазочку с вареньем, повернулся к хозяину и сказал довольно громко:
— До чего же вы бессовестный! Просто удивительно. Противно смотреть.
Отец Лиды опешил… открыл рот и перестал икать.
— Ты… вы это на полном серьезе?
— Уйду я от вас. Ну и хамье… Как только не стыдно! — Студент встал и пошел в свою комнату.
— Сопляк! — громко сказал ему вслед отец Лиды.
Все молчали.
Лида испуганно и удивленно моргала красивыми голубыми глазами.
— Сопляк!! — еще раз сказал отец и встал и бросил салфетку на стол, в вазочку с вареньем. — Он меня учить будет!
Студент появился в дверях с чемоданом в руках, в плаще… Положил на стол деньги.
— Вот — за полмесяца. Маяковского на вас нет! — И ушел.
— Сопляк!!! — послал ему вслед отец Лиды и сел.
— Папка, ну что ты делаешь?! — чуть не со слезами воскликнула Лида.
— Что «папка»? Папка… Каждая гнида будет учить в своем доме! Ты молчи сиди, прижми хвост. Прокатилась? Нагулялась? Ну и сиди помалкивай. Я все эти ваши штучки знаю! — Отец застучал пальцем по столу, обращаясь к жене и к дочери. — Принесите, принесите у меня в подоле… Выгоню обоих! Не побоюсь позора!
Лида встала и пошла в другую комнату.
Стало тихо.
Толстая тетя с красным лицом поднялась из-за стола и, охая, пошла к порогу.
— Итить надо домой… засиделась у вас. Ох, господи, господи, прости нас, грешных.
…В Лидиной комнате тихо забулькал радиоприемник — Лида искала музыку.
Ей было грустно.
Светлые души
Михайло Беспалов полторы недели не был дома: возили зерно из далеких глубинок.
Приехал в субботу, когда солнце уже садилось. На машине. Долго выруливал в узкие ворота, сотрясая застоявшийся теплый воздух гулом мотора.
Въехал, заглушил мотор, открыл капот и залез под него.
Из избы вышла жена Михайлы, Анна, молодая круглолицая баба. Постояла на крыльце, посмотрела на мужа и обиженно заметила:
— Ты б хоть поздороваться зашел.
— Здорово, Нюся! — приветливо сказал Михайло и пошевелил ногами в знак того, что он все понимает, но очень сейчас занят.
Анна ушла в избу, громко хлопнув дверью.
Михайло пришел через полчаса.
Анна сидела в переднем углу, скрестив руки на высокой груди. Смотрела в окно. На стук двери не повела бровью.
— Ты чего? — спросил Михайло.
— Ничего.
— Вроде сердишься?
— Ну что ты! Разве можно на трудящий народ сердиться? — с неумелой насмешкой и горечью возразила Анна.
Михайло неловко потоптался на месте. Сел на скамейку у печки, стал разуваться.
Анна глянула на него и всплеснула руками:
— Мамочка родимая! Грязный-то!..
— Пыль, — объяснил Михайло, засовывая портянки в сапоги.
Анна подошла к нему, разняла на лбу спутанные волосы, потрогала ладошками небритые щеки мужа и жадно прильнула горячими губами к его потрескавшимся, солоновато-жестким, пропахшим табаком и бензином губам.
— Прямо места живого не найдешь, господи ты мой! — жарко шептала она, близко разглядывая его лицо.
Михайло прижимал к груди податливое мягкое тело и счастливо гудел:
— Замараю ж я тебя всю, дуреха такая!..
— Ну и марай… марай, не думай! Побольше бы так марал!
— Соскучилась небось?
— Соскучишься! Уедет на целый месяц…
— Где же на месяц? Эх ты… акварель!
— Пусти, пойду баню посмотрю. Готовься. Белье вон на ящике. — Она ушла.
Михайло, ступая догоряча натруженными ногами по прохладным доскам вымытого пола, прошел в сени, долго копался в углу среди старых замков, железяк, мотков проволоки: что-то искал. Потом вышел на крыльцо, крикнул жене:
— Ань! Ты, случайно, не видела карбюратор?
— Какой карбюратор?
— Ну такой… с трубочками!
— Не видела я никаких карбюраторов! Началось там опять…
Михайло потер ладонью щеку, посмотрел на машину, ушел в избу. Поискал еще под печкой, заглянул под кровать… Карбюратора нигде не было.
Пришла Анна.
— Собрался?
— Тут, понимаешь… штука одна потерялась, — сокрушенно заговорил Михайло. — Куда она, окаянная?
— Господи! — Анна поджала малиновые губы. На глазах ее заблестели светлые капельки слез. — Ни стыда ни совести у человека! Побудь ты хозяином в доме! Приедет раз в год и то никак не может расстаться со своими штуками…
Михайло поспешно подошел к жене.
— Чего сделать, Нюся?
— Сядь со мной. — Анна смахнула слезы.
Сели.
— У Василисы Калугиной есть полупальто плюшевое… хоро-ошенькое! Видел, наверно, она в нем по воскресеньям на базар ездит!
Михайло на всякий случай сказал:
— Ага! Такое, знаешь… — Михайло хотел показать, какое пальто у Василисы, но скорее показал, как сама Василиса ходит: вихляясь без меры. Ему очень хотелось угодить жене.