Всё так же <ль> осеняют своды[Сей храм] [Парнасских] трех цариц?Всё те же ль клики юных жриц?Всё те же <ль> вьются хороводы?…Ужель умолк волшебный гласСеменовой, сей чудной Музы?Ужель, навек оставя нас,Она расторгла с Фебом узы,И славы русской луч угас?Не верю! вновь она восстанет.Ей вновь готова дань сердец,Пред нами долго не <увянет>Ее торжественный венец.И длянее любовник > славы,Наперсник важных Аонид >,Младой Катенин воскреситЭсхила гений величавыйИ ей [порфиру] возвратит.
* * *
Я не люблю твоей Кори<ны>,Скучны > любезности > картины.В ней только слезы да печаль[И] фразы госпожи де Сталь.Милее мне жив<ая> > м<ладость> >,Рассудок с сердцем пополам,Приятной > лести жар > и сладость >,И смелость едких эпиграм,Веселость шуток и рассказов,Воображенье, ум и вкус.И длятого, мой Б<езобразов> >,К тебе
* * *
«Хоть впрочем он поэт изрядный,Эмилий человек пустой».— «Да ты чем полон, шут нарядный?А, понимаю: сам собой:Ты полон дряни, милый мой!»
<В. Л. Давыдову>
Меж тем как генерал Орлов —Обритый рекрут Гименея —Священной страстью пламенея,Под меру подойти готов;Меж тем как ты, проказник умный,Проводишь ночь в беседе шумной,И за бутылками АиСидят Раевские мои —Когда везде весна младаяС улыбкой распустила грязь,И с горя на брегах ДунаяБунтует наш безрукой князь…Тебя, Раевских и Орлова,И память Каменки любя —Хочу сказать тебе два словаПро Кишинев и про себя. —На этих днях, [среди] собора,Митрополит, седой обжора,Перед обедом невзначайВелел жить долго всей РоссииИ с сыном Птички и МарииПошел христосоваться в рай…Я стал умен, [я] лицемерю —Пощусь, молюсь и твердо верю,Что бог простит мои грехи,Как государь мои стихи.Говеет Инзов, и намедниЯ променял парна<сски> бредниИ лиру, грешный дар судьбы,На часослов и на обедни,Да на сушеные грибы.Однакож гордый мой рассудокМое раска<янье> бранит,А мой ненабожный желудок«Помилуй, братец >, — говорит, —Еще когда бы кровь ХристоваБыла хоть, например, лафит…Иль кло-д-вужо, тогда б ни слова,А то — подумай, как смешно! —С водой молдавское вино».Но я молюсь — и воздыхаю…Крещусь, не внемлю Сатане…А всё невольно вспоминаю,Давыдов, о твоем вине…Вот эвхаристия [другая],Когда и ты, и милый брат,Перед камином надеваяДемократической халат,Спасенья чашу наполнялиБеспенной, мерзлою струей,И за здоровье тех и тойДо дна, до капли выпивали!..Но те в Неаполе шалят,А та едва ли там воскреснет…Народы тишины хотят,И долго их ярем не треснет.Ужель надежды луч исчез?Но нет! — мы счастьем насладимся,Кровавой чаш<ей> причастимся —И я скажу: Христос воскрес.