Избранные произведения в одном томе

— Да ладно, скажите правду.

Женщина прищуривается.

— Я бы снесла вам башку, если бы могла.

Внезапно я чувствую непреодолимую усталость. Мне на все плевать. Меня тошнит от грязной кухни, и темных комнат, и зловония самодельных подгузников. Я толкаю гранж, придвигаю ближе к женщине.

— Вперед. Хотите уничтожить старую жизнь, чтобы сохранить новую, мимолетную? Я буду жить вечно, а эта малышка протянет не больше семидесяти лет, даже если ей повезет — чего не случится. Вы сами уже почти мертвы. Но вам хочется забрать и мою жизнь? — Я словно балансирую на краю обрыва. Вокруг бурлят вероятности. — Стреляйте.

— Что вы имеете в виду?

— Я даю вам ваш выстрел. Хотите попробовать? Это ваш шанс.

Я подталкиваю гранж чуть ближе, соблазняя ее. Мое тело трепещет. Голова кажется легкой, почти кружится. Адреналин кипит в венах. Я придвигаю гранж еще ближе и не знаю, стану ли бороться за пистолет или просто уступлю его ей.

— Вот ваш шанс.

Она действует внезапно.

Кидается на стол. Ребенок вылетает из рук. Ее пальцы касаются пистолета в тот самый момент, когда я отдергиваю его. Она тянется снова, царапает стол скрюченными пальцами. Я отпрыгиваю, переворачиваю стул. Выхожу из зоны досягаемости. Она отчаянно тянется к пушке растопыренными пальцами, хотя знает уже, что проиграла. Я нацеливаю гранж на нее.

Она смотрит на меня, потом роняет голову на стол и всхлипывает.

Девочка тоже плачет. Сидит на полу и ревет, маленькое личико исказилось и покраснело, ревет вместе с матерью, которая вложила в прыжок за моим пистолетом все: все свои надежды и годы тайной самоотверженности, всю потребность защищать свое потомство — все. А теперь распласталась на грязном столе и плачет, и ее дочь воет на полу. Девочка кричит и кричит.

Я навожу гранж на ребенка. Отличная мишень. Она визжит и тянет ручонки к матери, но не встает. Только тянет ручонки в ожидании, когда ее поднимет и приласкает женщина, у которой ничего не осталось. Для нее не существует ни меня, ни пистолета. Один быстрый выстрел — и готово, красная дыра во лбу и мозги на стене, совсем как спагетти; плач прекратится, останется только запах жженого пороха и вызов уборщиков.

Но я не стреляю.

Я прячу пистолет в кобуру и шагаю к двери, оставляя им их плач, их грязь и их жизни.

Снаружи снова идет дождь. Толстые водяные канаты летят с карнизов и разбиваются о землю. Джунгли дрожат от обезьяньей трескотни. Я поднимаю воротник и поправляю шляпу. Плач становится почти неслышным.

Может, они и справятся. Все бывает. Может, девочка доживет до восемнадцати, пройдет процедуры на черном рынке и проживет полторы сотни лет. Скорее всего через полгода, или год, или два, или десять в дверь вломится коп и прихлопнет ребенка. Но это буду не я.

Бегу к патрульной машине, разбрызгивая грязь, воду и листья. И впервые за долгое время дождь отдает свежестью.