Избранные произведения в одном томе

Совершенно удрученный случившимся, я не сразу почувствовал, как шероховатые, эластические щупальца коснулись моих лодыжек, обвиваясь вокруг бедер, заползли под плащ. Опомнившись, я изо всей силы рванулся к берегу, но проклятое растение, успевшее повсюду разбросать корни, удержало меня на месте. Я нырнул, и вынырнул, опять нырнул, едва не захлебнувшись, и только тогда вспомнил о стальном лезвии. Побеги были прочными, как проволока, на смену каждому оборванному тут же приходило несколько новых, но я упорно рубил, резал, кромсал их, отвлекаясь лишь на то, чтобы хватануть очередную порцию воздуха. Почувствовав, наконец, свободу, я, не раздумывая, нырнул в глубину. В тесном горизонтальном тоннеле я вновь отыскал путеводную нить — тонкую, безобидную, ещё не успевшую проснуться.

Обратный путь я преодолел единым махом, как заправский диверсант-подводник. Однако прошло немало времени, прежде чем Яган и Головастик вытянули из меня правду об этом недолгом путешествии.

Здравый смысл подсказывал, что последнюю ночь мы должны провести в тесном приятельском кругу, всячески поддерживая и утешая друг друга. Но все вышло совсем иначе. Удрученные крушением последней надежды и озлобленные взаимными упреками, мы разбрелись по разным углам пещеры, и каждый остался наедине с уже начавшим приобретать реальность призраком смерти. Не знаю, о чем думали Яган и Головастик, а мои мысли, сумбурные и неясные, вертелись вокруг вещей второстепенных и прозаических: как расценят моё столь долгое отсутствие сослуживцы, а главное, начальник, скрепя сердце давший мне две недели отпуска без содержания, кому достанется моя библиотека, а кому мой любимый кот Кузя. Мне казалось, что я бодрствую, но скорее всего это было какое-то среднее состояние — тупое оцепенение, тягучий бред на границе между сном и явью.

Даже клокотание воды в колодце и свет множества факелов не вывели меня из ступора. Незваные гости прибывали один за другим и рядами выстраивались вдоль стен. Все это были угрюмые, иссеченные шрамами мужчины с гроздьями ножей на шее. Змеиный Хвост на этот раз явился один, без телохранителей.

Никто не произнёс ни единого слова. Каждый вновь прибывший болотник сразу занимал своё, как будто заранее определенное место и застывал наподобие статуи. Все совершалось в полной тишине, с мрачной размеренной торжественностью. Не было заметно никаких орудий пыток. Никто не разжигал жаровни, не устанавливал дыбы, не раскладывал клещи и пилки.

Впрочем, подумал я, это ещё ни о чем не говорит. Факел в умелых руках тоже немало значит.

Последними явились Прорицатели. Каждого из них почтительно поддерживал под руку здоровенный мордоворот — не то ученик, не то лакей. Старик с зашитыми веками, тот самый, что освободил меня от колодки, имел при себе объемистую глиняную бутыль и стопку, неглубоких плошек. Едва только подручные вытащили его из воды, как все болотники, до этого смотревшие в сторону колодца, дружно как по команде, повернули головы и уставились на нас троих. Старик дрожащими руками до краев наполнил одну из плошек и, держа её перед собой, заковылял к Ягану. Для человека, лишенного зрения, двигался он весьма уверенно.

Яган, к губам которого была приставлена плошка, замотал головой и попытался зажать рот. Двое дюжих болотников осторожно развели руки строптивца в стороны, третий без труда, но довольно бесцеремонно заставил разинуть рот, а когда старик влил туда своё зелье, опять сжал и держал так до тех пор, пока кадык Ягана не задергался, совершая глотательные движения.

Пустая плошка была тут же разбита, и вся компания переместилась ко мне.

Плетью обуха не перешибешь, подумал я, с сократовским стоицизмом принимая предложенный мне сосуд. Напиток не имел ни вкуса, ни запаха, ни цвета, но это была определенно не вода. Головастик повёл себя не менее кротко, чем я. Как только третья плошка разлетелась на осколки, все болотники зашевелились и принялись рассаживаться на полу пещеры, поближе к нам. Повинуясь знаку слепого, сели и мы. Прорицатели расположились напротив.

Несколько озадаченный, я стал прислушиваться к своим ощущениям. В животе что-то урчало, чесалась левая пятка, горели израненные колючками руки.

— Видите! — я показал старикам ладони. — Живого места нет. Все трава-репьевка виновата. Вчера мы хотели с её помощью убежать отсюда. Да только стебель вывел меня не на волю, а в другую, почти такую же пещеру.

— Это Шатун принёс нам репьевку, — добавил Яган. — Мы попросили, а он и принёс, как будто не догадывался, для чего она понадобилась.

— А придумал все это ты, — внёс окончательную ясность Головастик.

Старики, сидевшие перед нами, рассеянно улыбались и кивали, словно поощряя этот поток клеветы и саморазоблачений.

— Забыл сказать, — я придвинулся ближе к слепому. — Тот человек, который носил нам пищу, — погиб. Репьевка задушила его. Это наша вина!

— Его! — Яган показал на меня пальцем. — Только его!

— А ты, значит, ни при чем! Видел же, что трава с семенами! Сам говорил, что это опасно. Нет, все мы виноваты одинаково! — пришёл мне на выручку Головастик.