Избранные произведения в одном томе

«Нашествия Чингисхана и Атиллы, немецкий фашизм, полпотовский режим не оставили после себя ничего, кроме памяти о грандиозном избиении людей и уничтожении культурных ценностей. Даже в двадцатом веке, когда на Земле уже закладывались основы новой жизни, цивилизованная Европа узнала ужас гитлеровских концлагерей. Мы видели их гигантские кладовые — отдельно женские волосы, отдельно детские горшочки, отдельно очки и протезы. А спустя тридцать лет была Кампучия, в которой планомерно уничтожались не только люди, книги, пагоды и деньги, но даже шоссейные дороги.

Однако проходило положенное время, и на полях, прежде усыпанных костями, вновь взрастали злаки, взлелеянные руками безвестных тружеников. И вновь Добро побеждало Зло, хотя ещё совсем недавно казалось, что Добра этого совсем не осталось на свете…»

До старта оставались считанные часы. Сергей встал и включил экраны панорамного обзора, чтобы в последний раз взглянуть на холмы пепла и щебня, бывшие некогда человеческими жилищами, на уродливые, кривые и низкорослые растения, бывшие некогда величественными деревьями, на потоки отравы, бывшие некогда реками.

Прямо напротив входного люка кто-то стоял. Это был Хил — ядовитая змея, бродячий хищник, который когда-то был человеком.

— Почему ты вернулся? — спросил Сергей через устройство внешней трансляции. — Что тебе надо? Мало пищи?

— Скажи, почему ты не убил меня? — спросил Хил.

— Не знаю. Наверное, потому, что не умею это делать.

— Если я не стану убивать, тогда убьют меня.

— Для тебя это не оправдание. Прежде чем выстрелить, ты даже не успевал заглянуть в глаза своих жертв. Может быть, кто-то шёл к тебе с миром.

— Хочешь, я покажу тебе свою пещеру? Я верю, что ты не причинишь нам вреда. Можешь даже взять с собой брата. Пускай он увидит то, о чем ты рассказывал.

— Он уже умеет убивать?

— Нет. Он совсем маленький. Но скоро я начну учить его.

— Не смей этого делать! Я скоро вернусь. Вернусь с помощью. И тогда от таких, как твой брат, будет зависеть, возвратится ли эта планета к жизни.

История упадка и разрушения Н-ского завода

Я — робот Регистратор. Я регистрирую сменную выработку, расход сырья, процент брака, наличие запчастей на складе, параметры всех технологических процессов и многое-многое другое. Все эти сведения я передаю в Центральную Диспетчерскую.

Такая у меня Программа. Что именно мы производим, я не знаю. Это меня не касается. Только что робот Уборщик сказал, чтобы я регистрировал также и события.

Что такое событие, спросил я. В моей Программе такого слова нет.

Событие оно и есть событие, объяснил робот Уборщик. Только чугунная чушка может ничего не понимать в событиях.

Температура в электропечи — событие?

Нет.

А давление в маслопроводе?

Тоже нет. Событие — это что-то чрезвычайное, что не на каждой смене бывает. Наверное, то, что вчера случилось со мной. Зарегистрируй это обязательно.

Итак, регистрирую первое событие. Вчера робот Мостовой Кран уронил на робота Уборщика трехтонный стальной слиток. От любого из нас после этого только куча металлолома осталась бы, но у робота Уборщика особый корпус — ударопрочный, термостойкий и химически инертный. Поэтому слиток повредил только блок реализации Программы, самую хрупкую и самую важную часть всякого промышленного робота.

Однако когда робот Ремонтник попытался заменить дефектный блок, робот Уборщик повёл себя странно. Он заявил, что не допустит насилия над своей личностью.

Потом залез в гальваническую ванну и, при каждой попытке робота Ремонтника приблизиться к нему, брызгался азотной кислотой.

Интересно, что такое личность и что такое насилие? Почему эти понятия отсутствуют в моей Программе?