Избранные произведения в одном томе

Вот вы думаете, он начальник АТС? О! О! Так уж со всех сторон: О! О! А я ему скажу: «Ну нет телефона. Нет же икры в магазинах — вы же там не скандалите?» Он умник стал. Отвечает: «А я без икры проживу, а без телефона нет. Мне «Скорую» нечем вызвать. Я инвалид».

Слепые приходят. Гирями в авоськах размахивают. Один эпилептик довел себя в приемной, взвинтил. Но наши его быстро усмирили. У меня специально в штате два линейных техника, мастера.

Сейчас это большое искусство — принимать людей по четвергам с четырнадцати до восемнадцати. Они готовятся, и я готовлюсь. Они справки собирают, и я справки собираю. Они — «можно». Я — «нельзя».

Чем больше телефонов, тем невыносимее становятся те, у кого их нет. Вот их принимать тяжело. Вообще те, у кого нет телефона, квартиры, маленькая зарплата и кто-то из близких у них умер, стали совершенно невыносимы. Ты им слово, они тебе два… Ей-богу… Легче разговаривать с пятью, у которых все есть, чем с одним, у которого ничего нет. Он тебе такие доводы, что ты просто дуреешь. Не дай бог, ты ему сравнение или цитату. Он тебе пять цитат и десять сравнений.

Тут один номерок отколол: «С вами будет говорить Нью-Йорк». Я чуть не свихнулся. А это наш командировочный на такой способ пустился. Из-за океана начал права качать: «Я в командировках бываю…» Ну, как они все, и кончил тем, что он инвалид и ему трудно в автомат ходить. Он там так орал, весь Нью-Йорк вокруг него собрался… Ну, я достойно ему возразил:

— Пусть они тебе и тянут. Ты у кого? У «Дженерал Моторс»?.. Пусть этот «Моторс» тебе и копает, если ты ему нужен. А мне твои командировки как гусенице сапоги…

Он там затих, в Нью-Йорке. А я ему говорю:

— Еще раз скажешь: «Вас вызывает Нью-Йорк», — всю жизнь по батареям будешь перестукиваться.

Унялся он, куда-то выпивать пошел. Я, конечно, извинился перед отелем «Уолдорф-Астория», мол, это по культурному обмену, человек-сатирик, а с телефонами у нас все в порядке, вы же со мной не по трубе разговариваете.

Всех успокоил, себе — валидол и продолжал работать… Вот вы въезжаете в новый дом, уже есть розетки, радио, водопровод, канализация, электричество. Не легче тянуть. А почему нет телефона?.. Вам же ей позвонить, как воды из крана напиться. Людям же надо общаться. А почему нет телефона?!

Думаете, он начальник АТС — он ответит. Так вот, я — начальник АТС.

Ну что такое Ойстрах?

Ну что такое Ойстрах? Отнимите у него смычок, скрипку, костюм, авторучку. Кто будет перед вами?

А Рихтер? Крики: «Рихтер! Рихтер!» Отнимите у него рояль, отнимите оркестр, ноты, не впускайте публику и не разрешайте напевать. Где Рихтер? Где? А кто перед вами? А такой, как я, он, или он, или я, или ты.

А где будет ваш автоинспектор? Все кричат: «Автоинспектор! Автоинспектор!» Отнимите у него свисток, форму, пистолетик и палку полосатую. Может надрываться на любом перекрестке — никто не притормозит. Только если велосипедиста схватит за лицо пятерней — тот остановится, но может вступить в ответную драку, потому что кто перед ним? Автоинспектор? А на ногах у него что? Босоножки!

Теперь отними у нас… Нет… Дай нам… Или нет… Отними у нас… одежду… Ну, еще поделить людей на две половины сумеем, а дальше что? Ничего… Пляж… Страна северная, значит, не пляж… Кто кого слушает? Физически слабые слушают всех. Физически сильные поступают, как сами могут сообразить. А как они сами могут сообразить? А как военных узнать? Любой лось, зашедший в город, плюнет на любого военного или толкнет… а у того даже топнуть нечем… Босиком — и под бокс.

Поэтому надо очень цепляться за то, кто что имеет. Жена хорошая — держи жену. Рояль — держи рояль. Держи публику. Скрипочка есть? Палочка полосатая, пистолетик, штаны форменные?.. По штанам, роялю, жене и скрипке вас отличают от других голых!

Сто одиннадцать

Что бы я делал в экстренных случаях, в пиковых положениях?

Я бы кушал ночью — это раз. Спал бы днем — это два.

Пил бы для веселья с быстро хмелеющими женщинами от недорогих вин типа «Алиготе» — три.

И только с пьяными женщинами разговаривал — четыре.

Я бы работал, когда хочется, — шесть.

И часы бы перебил — семь.

И детей бы узаконил. И наелся устриц.

И в Париж на минутку и обратно — восемь.

И в деревню на подводе с сеном и девками — семь.

А обратно быстро на машине — девять.

И спать — десять, одиннадцать, двенадцать. Стричься у ласкового парикмахера с длинными пальцами, а бриться у длинноногой, смуглой и сидеть низко, чтобы она наклонялась и пачкала свой нос в пене, а я бы ее слизывал, и мы бы оба смеялись.

Это восемь.

Охотиться можно, но не на уток, а на воднолыжников из мелкокалиберки с упреждением.

Это семь.

И не забыть выиграть у китайцев сражение и Порт-Артур отбить у них.

И тут же окружить себя пленницами.

Портреты им поменять на свои.

Из ручек у девушек цитатники вынуть и вложить что-нибудь другое — это шесть.

«Скорой помощи» рыло набить, чтоб начеку и почутче, в корне почутче.

И наших всех реанимировать, а то скучно.

А гады пусть мрут от инфарктов и пестицидов. Это десять.