Избранные произведения в одном томе

— Моя фамилия Зябликов, — единственное, что он смог пока ответить гражданину Лошакову.

— Принимаешь вызов?

Журавель Зябликов смешался и замялся. Он явно не знал, что делать. Длинными тонкими пальцами перебирал он кий, на котором было написано «Зябликову от Кудасова» — редчайший, доложу вам, кий, таких киев, подаренных великим бильярдистом Кудасовым, на свете почти нет.

Зрители у стен зашушукались. Журавлю надо было достойно ответить.

— Дайте мне мел! — торжественно сказал Зябликов, и Лошаков парировал:

— Бери!

Журавель Зябликов взял мел и ловко спиралью прокатился мелом по кию, а это означало на кармановском бильярдном языке, что вызов принят.

— Стольник! — сказал Лошаков, выхватил из кармана цельную сторублёвку, помахал ею перед носом партнёра и соперника и сунул деньги в среднюю лузу. — Остальные лузы пусты. Где ваши деньги, товарищ Журавлёв?

— Моя фамилия Зябликов, — парировал Журавель и стал вынимать из кармана трёшки. С грехом пополам их набралось на тридцатку. Тут он полез в глубоко потайные карманы и наскрёб ещё пару рублей.

— Маловато, — отметил Лошаков.

— Остальное под честное слово.

— Ну это уж нет. Оценим ваши носильные вещи. К примеру, часы. Это будет авторитетно.

Общество, стоящее у стен, оценило часы в тридцатку.

— Недостача, — сказал Лошаков, — нужно ещё сорок рублей.

— Ставлю кий, — сказал Журавель, засовывая трёшки и часы в угловые лузы. — Надеюсь, кий от самого Кудасова что-нибудь стоит?

— Кий — это палка, — сказал Лошаков. — Для меня он ничего не стоит. Ладно, играй, длиннорукий, прощаю тебе сорок рублей. Итак, сто против шестидесяти, но с одним условием: на эти сорок рублей мне позволяется хамство.

— Как так? — удивилось общество.

— Очень просто. Я ставлю сто, а он всего шестьдесят. И вот на эти сорок рублей я имею право ему хамить, а он должен разговаривать со мною на «вы» и называть меня «дорогой сэр».

— Но в нашем советском обществе не принято таких слов!

— А мне наплевать, приняты они или не приняты. Сорок рублей недостача, а вы ещё толкуете? Сто против шестидесяти и хамство против «дорогого сэра»! Принимаешь вызов или нет?

Чёрный Зябликов побледнел, бильярдная гордость пронзила его, выпрямляя с хрустом позвоночник.

— Ладно, вызов принят. Но поскольку игра ещё не началась, я скажу, что вы хам, дорогой сэр! Я разбиваю!

— Валяй, дубина, — равнодушно согласился Лошаков.

Пожалуй что как раз в этот момент, совершенно незамеченные, в бильярдную проникли капитан Болдырев и старшина Тараканов. Впереди них плёлся Носкорвач.

— Вот, — тревожно шептал он, — вот где шарики катаются.

Глава 22

УТОМЛЕНИЕ ХРУСТАЛИКОВ

Непонятно, что всё-таки случилось с Васиным зрением?!

Лично я полагаю, что хрусталики его глаз чудовищно переутомились, искривили свои кристаллы и разные сетчатки, пытаясь овладеть ночным подвальным зрением.

Он сидел сейчас в зарослях бурьяна, в дебрях пустырника и глядел на Шурочку как на исчадие некоторой красоты. Поверьте мне, опытному детскому писателю, никакой красоты в Шурочкиной внешности не обреталось. И в глазах ничего не было, кроме жажды огурцов. Но Васе она нравилась всё больше и больше.

Куролесов понимал, что сейчас настало время объяснений, и лихорадочно обдумывал, кем назваться: трактористом или милиционером? Пожалуй, всё-таки трактористом, а? Ей-богу, трактористом как-то проще, а?

— Ну ты что сидишь? — сказал он, толкнув Шурочку локтем в бок. — Пришла за огурцами — валяй, набирай. Банка-то у тебя есть?

— Да они ведь в баке.

— Из бака они вывалились. Поняла? Во время рукопашной.

— Какой рукопашной?

— А ты что ж думала, в погреба попадают просто так? Туда попадают после рукопашной.

— Да? — туповато протянула Шурочка. — А ты кто?

— Я-то? Да я — тракторист.

Тут Вася почувствовал, что разговор пошёл по идиотской дорожке, и решил свернуть на асфальтовый проспект разума.

— Иди за огурцами, — сказал он, ткнул Шурочку локтем, пожалуй так и не обнаружив пути на асфальт.

Шурочка послушно уползла в погреб, и Вася глянул ей вслед искривлённым кристаллом хрусталика. И тут он увидел лодыжки её ног. Они были необыкновенно прекрасны и тонки.

«Во лодыжки!» — гулко ахнул он про себя.

Пока Шурочка ползала, Вася обдумывал, как связно изложить присутствие тракториста в подвале после рукопашной, но голова и разум, заключённый в ней, отказывались помогать ему в этом деле.

Шурочка между тем выползла назад теми же лодыжками вперёд. Она волокла за собою бак.

— Полбака огурцов осталось, — сказала она, оборачиваясь к Васе.

И тут опять хрусталики, опять кристаллики Васины возмутились в хорошую сторону. Очень хороша показалась ему Шурочка, бесовски хороша. И тут автор должен всё-таки попытаться описать Шурочкину внешность, которую он охаял, не вдаваясь в подробности. Вдадимся же?