Читаем Избранные произведения в одном томе полностью

Крендель и гражданин застыли, глядя друг другу в глаза.

Вдруг над головой моей пронёсся тревожный шквал, шевельнул волосы и обрушился на гражданина Никифорова. Этот шквал был не что иное, как мысли Кренделя.

«Что такое? Как же так? Вчера — в переулке, а сегодня — в Карманове!» — стремительно мыслил Крендель.

Шквал был отброшен встречным ураганом.

«Как же так! — думал Никифоров. — Вчера — в переулке, а сегодня — в Карманове!»

И тут над головой моей со свистом полетели самые разные мысли — мысли Кренделя и гражданина Никифорова. Они скрещивались, как шпаги.

«Вчера…» — думал Крендель.

«…В переулке…» — парировал Никифоров.

«А сегодня…» — думал Крендель.

«…В Карманове!» — мысленно кричал Никифоров.

«Грабли! Грабли! При чём здесь грабли?»

Некоторое время мысли Кренделя топтались на граблях, но вдруг напали на новую жилу.

«Грабли — для отвода глаз! Он связан с Кожаным!»

«Слежка!» — в ту же секунду мелькнуло в голове гражданина.

Несколько мгновений мысли Кренделя и гражданина бушевали вовсю. Они вливались в мою голову, как мутные потоки в озеро.

«Грабли!» — гремело с одной стороны.

«Слежка!» — бурлило с другой.

Голова моя трещала от напора чужих мыслей. Но вот мне немного полегчало — думы противников поуспокоились.

«Ерунда, — думал, наконец, Никифоров. — Откуда они знают? Я чист, как голубь. Всё — суета».

«Спокойно, Кренделюша, спокойно, — успокаивал себя Крендель. — При чём здесь Кожаный? Надо понаблюдать».

Успокоившись, гражданин Никифоров решил оформить кое-какие мысли словами.

— Вы что тут делаете? — спросил он.

— А вы?

— И дед, и отец мой были хлеборобами! — пояснил гражданин Никифоров. — А я грабли строю… для нужд сельского хозяйства.

— А мы так… — сказал Крендель. — Тоже для нужд… интересуемся…

— Не мною ли? — намекнул гражданин.

— Да нет, мы для нужд… насчёт парикмахерской…

— Насчёт парикмахерской ничем помочь не могу, — твёрдо сказал гражданин Никифоров. — Моя специальность — грабли… Гражданочка, гражданочка! — закричал он, отворотясь. — Купите грабельки! Сами согребают, сами разгребают. Преполезный прибор!

— Что-то уж больно длинные, — сомневалась гражданочка, приглядываясь к граблям. — И крепкие ли зубья?

— У этих граблей зубья крепче, чем у крокодила, — пояснял Никифоров. — Изготовлены из лучших пород берёзовой древесины. Хоть землю греби, хоть опавший лист.

Когда она отошла, Крендель спросил:

— А вы не знаете, как нам найти Кожаного?

— Да вон он стоит, — сказал Никифоров, отмахиваясь. — Вон он стоит, Кожаный. В кожаном пальто.

Глава 18

КОЖАНЫЙ

Человек, на которого указывал Никифоров, стоял к нам спиной. В этой слегка сутулой, длинной и узкой спине чудилось что-то парикмахерское.

Над кожаными острыми плечами виднелась кожаная кепка, а снизу, из-под пальто, торчали блестящие хромовые брюки и ботинки бычьего цвета.

Крендель подошёл к кожаной спине и, робея, кашлянул.

Спина хрустнула — человек обернулся. К моему изумлению, он и спереди был затянут в кожу. Из распахнутого пальто виднелся замшевый жилет, перепоясанный сыромятным ремешком. Из-под жилета — кожаная майка.

— В чём дело? — спросил Кожаный. Голос его был скрипуч и хрустящ.

— Мы насчёт обстригания, — начал Крендель и растерялся. — Не стригли ли вы… Мы из Москвы… Насчёт стрижки-брижки…

Крендель махнул рукой, хотел пояснить, но не смог. В Карманове он чувствовал себя неуютно. В Москве-то, да ещё в Зонточном, он бы сразу взял парикмахера за кожаные бока, а тут потерял лицо и замямлил:

— Не приносили ли вам стричь… Бывает, что приносят… Конечно, и в Москве обстригают, но…

— О какой стрижке идёт речь? — надменно сказал Кожаный и вынул из кармана руку в замшевой перчатке. В руке он держал небольшой портсигар из крокодиловой кожи.

— Нам сказали, что вы обстригаете… — неуверенно пояснил Крендель.

— Я — обстригаю?! Что за чушь?! Я и ножниц-то сроду в руках не держал. Вот алмаз — пожалуйста. Режет любое стекло, в какую хочешь сторону.

Он вытащил из портсигара небольшой предмет, похожий то ли на молоточек, то ли на гриб опёнок, с железной головой и деревянной ножкой.

— Почём? — громко сказал кто-то за моей спиной.

Я оглянулся. За нами стоял Веснушчатый нос, тот самый, что приставал в тамбуре с вопросами к Усачу в шляпе.

— Почём? — спрашивал Нос, наваливаясь мне на плечи и разглядывая алмаз.

— Червонец.

— Даю пятёрку.

— Пятёрку за алмаз, который режет в любую сторону!

— Пятёрка тоже деньги, — веско сказал Нос. — Ну ладно, накину трёшку.

— Накинь ещё два рубля.

— Да скинь хоть рублишко.

— Нужен алмаз — бери, не нужен — вали, — сказал Кожаный, покачал алмазом и сунул Веснушчатому носу под нос. Тот наклонился, оценивая инструмент глазом, и почему-то понюхал его.

— Ладно, — согласился он. — На деньги — давай сюда алмаз.

— То-то, — говорил Кожаный, пересчитывая деньги. — Три, четыре… семь, восемь… а где ещё рубль?

— Может, скинешь всё-таки? — предложил Нос, укладывая алмаз во внутренний карман.

— Я те скину! — рассвирепел Кожаный, хватая покупателя за рукав и норовя добраться до внутреннего кармана. — Ребята, держи его!

Крендель подскочил к покупателю справа, нажал в бок:

— Слышь, парень, не шути!

Перейти на страницу:

Все книги серии Компиляция

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза
Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза