— Уфуфу! — вздохнул наконец полушубок, захлестнул Наполеонову верёвку за скобу, вколоченную в брёвна. — Ну вот и всё путём. Сейчас будем колбаску есть. Хорошая колбаска, ну прямо сервелат.
Он открыл сундучок и вынул из него газетный свёрток.
— На-ка, — сказал он и бросил Наполеону колесико колбасы с напухшим на нём маслом и крошками хлеба, а сам принялся жевать бутерброд. Белый его нос выглядывал из-под шапки и внимательно шевелился, как бы следя и за Наполеоном, и за поеданием бутерброда.
Недопёсок тяжело дышал. Очень болела шея, нарезанная верёвкой.
Он лёг в снег, закрыл глаза.
— Ешь колбаску. Будь культурным зверьком. Все, кто нас увидит, так и подумают: культурный человек кормит свою собачку. Никто не догадается, что и человек-то я не очень культурный, а собачка — не собачка вовсе, а Наполеон!
Тут засмеялся человек, и действительно некультурно как-то засмеялся. От смеха вылетели из-под носа хлебные крошки.
— То-то бабы в автобусе болтают: Наполеон, мол, сбежал. Редкий зверёк, мех золотой, государственного значения. А он, глядь, Наполеон, — вот он, в овражке сидит. Ху-ху! Сейчас мы поиграем в игру. Ты будешь Наполеон, а я Кутузов. И зовут меня как раз дядя Миша.
Он дожевал бутерброд, поднял с земли палку, окованную полосовой сталью.
— А то жена говорит, — толковал он Наполеону. — «Ну чего ты зря на рыбалку ездишь, только деньги переводишь!» Вот я и привезу ей рыбку на воротник. Скажу: баба, ну что ты всё ругаешься? Вот тебе окунёк. Государственный окунёк. Наполеон Третий! Видишь эту палочку? — спросил дядя Миша. — Это, Наполеоша, рыбацкая пешня', которой лёд колют.
Тут он подпрыгнул и взмахнул рыбацкой пешнёй, Наполеон отскочил в сторону, спрятался за сруб колодца. Дядя Миша опустил пешню.
— Уфуфу! — вздохнул он. — Не могу, Наполеоша. Какой я всё-таки не очень хороший человек. Зверька хочу погубить из-за глупой бабы. Ну зачем ей воротник с такою рожей? Лучше уж воротник продать, а на деньги сервелат покупать…
Дядя Миша поднял пешню над головой.
— Что наша жизнь? — сказал он, подходя к Наполеону. — Сервелат!
Глава 28
Исподлобья, из-под круглых бровей глядел недопёсок на скачущего и бормочущего дядю Мишу. Трудно сказать, понимал он или не понимал, что задумал дядя Миша, но только больше Наполеон не прятался, а просто стоял и снизу вверх глядел на человека. Почему-то Наполеон успокоился, в глазах его мелькнуло действительно что-то императорское.
Он глядел на дядю Мишу снизу вверх, но в то же время и сверху вниз. Да он уж и не видел человека — бескрайнее снежное поле лежало перед ним.
— Не могу, — сказал дядя Миша. — Какой я всё-таки слабовольный человек. Ничего не достигну в жизни.
Он подошёл к колодцу и заглянул в затхлую глубину.
— Всё путём! — крикнул он, успокаивая сам себя. Крик его ухнул вниз, провалился, завяз где-то, и эхо не вылетело обратно. — Всё путём, всё путём… В руках у меня ценный зверёк. И никто ничего не узнает. Уфуфу…
Дядя Миша потел, в душе его происходила тяжёлая борьба, и неизвестно, в какую сторону склонилась бы чаша весов, если б стеклянно и неожиданно не прозвенел вдруг голос:
— Сюда!
— Куда? Куда? — заволновался дядя Миша. — Куда это сюда? Ну, не сюда же!
— Заходите с флангов! — закричал в бузине и другой голос. — Возьмём их в клещи!
Послышался треск валежника. На склон оврага, будто танкетка, выкатился человек в офицерской фуражке:
— Огонь!
Он выхватил из кармана не то пистолет, не то гранату, прицелился, и — свись! — свистнула над головой дяди Миши — что ж это, неужели пуля?
— Озоровать! — нехорошим голосом закричал дядя Миша. — Я те уши пооборву! Спрячь рогатульку!
Но в это время на другом склоне завыл миномёт, и коровья бомба повисла над дядей Мишей.
— Крой беглым!
И тут действительно беглым стали крыть дядю Мишу. Небо над его головой наполнилось комьями, палками, и особенно неприятен был изжёванный кем-то ботинок, который, квакая, ударил прямо в грудь.
— Прекратить огонь! — послышался голос.
Прямо к колодцу из кустов выбежала девочка и отвязала Наполеона.
— Нехорошо, гражданин, — сказала она. — Стыдно!
— Ты что это? Нет, постой. Кто тебе разрешил? Это мой зверёк!
— Артиллерия, огонь!
— Отставить!
Цепляясь за ветки бузины, в овраг спустился Павел Сергеевич. Глаза его по-учительски блистали, а на плече висело двуствольное ружьё — Зауэр «Три кольца».
— Не трогай мою собачку! — закричал дядя Миша. — Это моя собачка, я её дрессировать буду — на лапках ходить, в барабан стучать.
— Отпустите верёвку! — строго сказал Павел Сергеевич и сдёрнул с плеча ружьё.
— Это что же такое! — засуетился дядя Миша. — Вооружённым конфликтом пахнет.
— Пойдёмте в сельсовет, гражданин.
— Что вы! Что вы, молодой человек! Всё путём! Берите вашу проклятую собачку!
Дядя Миша подхватил сундучок и побежал, побежал по оврагу в сторону.
— Стреляйте, Пал Сергеич! Стреляйте, а то уйдёт!
Павел Сергеевич не стал долго рассуждать, он поднял ружьё вверх стволами и пальнул вдогонку. Грозно, назидательно прозвучал учительский выстрел. В душе дяди Миши что-то оборвалось раз и навсегда.
Глава 29